Дэвид Джерролд - День проклятия

- О! - Внезапно я почувствовал себя отвратительно, словно оказался взломщиком. Захотелось спрятаться под одеялом. С головой. - Думаю, мне пора.

- Да.

Тем не менее я не пошевелился.

- Извините за беспорядок. Можно я помогу вам убраться?

Она выпрямилась и повернулась ко мне:

- Нет, нельзя. Лучше вам убраться отсюда. И побыстрее.

Я соскользнул с кровати и сразу же наступил на зефир. Подбирая с пола одежду, я напяливал ее с максимально возможной скоростью.

Застегивая рубашку, я обратился к хозяйке:

- Можно вас спросить кое о чем?

Она выбросила зефир в мусорную корзину и теперь стряхивала с ладоней сахарную пудру.

- Что произошло с Тэнджи? Женщина пожала плечами.

- Она перешла дальше.

- Послушайте, я понимаю, как вам надоело, но у меня такое чувство, что здесь что-то не так, а что именно - не пойму.

Китаянка ответила:

- Подождите минуту.

Она прошла в ванную и выключила воду. Когда вернулась, я уже завязывал галстук.

- Знаете, как мы называем телепатов вроде Тэнджи? Я покачал головой.

- Ряжеными.

- Почему?

- Они влезают в твое тело, твой дом, твою жизнь - просто скоротать вечерок. Напаивают твое тело, укладывают его в постель с посторонним человеком, пачкают твои лучшие шелковые платья, размазывают липкий зефир по твоим простыням и коврам, а потом среди ночи исчезают, оставляя тебе головную боль с похмелья, расцарапанные ноги, разбитые локти, негнущуюся спину и трехдневную уборку. Сегодняшняя история типична.

- Могу я возместить ущерб? - Я достал бумажник.

- Нет, спасибо, я не шлюха. Наша служба покроет все издержки. К тому же вашей вины здесь нет. Вы такая же жертва, как и я.

Я сунул бумажник обратно в карман.

- Могу я задать вам еще один вопрос?

- Задайте.

- Наверное, это прозвучит глупо, но я думал, точнее, Тэнджи говорила, что у телепатов практически отсутствует личность. Что вы не привязаны ни к телу, ни к дому, ни к одежде и так далее. А вы?..

Я обвел рукой комнату, пожал плечами и вопросительно посмотрел на нее.

Китаянка, похоже, снова разозлилась.

- Правильно, так считают ряженые. Но суть в том, что телепат телепату рознь. По роду своей работы я должна оставаться на одном месте и только дважды в месяц подсоединяюсь к сети. Я ненавижу покидать свое тело, потому что никогда не знаю, кто побывает в нем и что сотворит.

Я стоял словно оплеванный, чувствуя себя виноватым со всех сторон. Хотелось попросить прощения, и в то же время… я не хотел этого делать. Не хотел думать, что мы с Тэнджи-Тедом, как два маленьких сопляка, поигрались с телом девчонки, пока той не было дома. В детстве нас с кузеном застигли рассматривающими нижнее белье моей сестры в ее ящике - только на этот раз все обстояло хуже. Гораздо хуже. Сейчас мне не с кем разделить вину, и игрушки у нас другие.

Я выдавил:

- Мне сказали, что между телепатами существует определенная… договоренность.

Ее глаза сузились.

- Ничего вы не поняли, солдат.

- Наверное. - Я взял берет. Молодая китаянка была мне неприятна. - Мне очень стыдно, - признался я. - Честное слово.

- Вы, парни, всегда так говорите. А сейчас, если не возражаете, я приму ванну - хочу почувствовать себя снова чистой.

На улице меня охватил гнев. Проклятье! Я весь в дерьме! Врезать бы ему при удобном случае - только вдруг это опять окажется китаянка, которая проснется с синяком.

Это нечестно!

Тед снова обвел меня вокруг пальца!

В. С чем вы пойдете грабить дом хторранина?

О. С огнеметом.

В. Как научить хторранина сидеть?

О. Надо крикнуть: «Сидеть!» - и оторвать ему задние ноги.

Обращение к адвокатам - признание поражения.

Соломон Краткий

Меня ждало письмо от мамочки, не электронное, а настоящее - в большом толстом конверте.

О-хо-хо.

Перочинным ножиком я вскрыл конверт; оттуда выпали бумаги.

Отказ от материнства. Документ о расторжении семейных отношений, зарегистрированный сегодняшним числом, и так далее и тому подобное… Внесен в книгу актов гражданского состояния в Санта-Крузе. Подписан. Скреплен печатью. Нотариально заверен.

Теперь я ничей.

Красота! Я рухнул в кресло.

Она разозлилась.

Нет! Ее злость перешла все границы.

Навсегда.

Я метался между яростью и печалью и не мог разобраться, что сильнее. Как она могла так поступить? Хотя я заслужил это! Но как я мог проявить ослиную тупость? Ведь она не требовала слишком много! Я должен был уступить, но и мамуля тоже должна была пойти навстречу! Как же мы оба вляпались в это, черт возьми?

Я знал как. Не оставил за ней последнее слово, а она не отдала его мне. Так начинались все наши споры - и так заканчивались. Я не знал, кто виноват больше - я или мать.

Я. Нет, она. Она должна была подождать, но не стала этого делать - и теперь ничего нельзя исправить.

Но опять-таки что же ей оставалось? Ведь мои поступки тоже в общем-то были необратимы.

Она могла воспринять их только как отказ. Я не оставил ей выбора, не так ли?

Но сделать такое?..

Обида по-прежнему не проходила. Я развернул вторую бумагу, перечисляющую судебные запреты. Мне запрещалось звонить ей, писать, общаться любым иным способом. Даже через адвоката. Мой адвокат мог лишь обратиться к ее адвокату, если мне понадобится что-то сообщить ей или спросить. Но, конечно, еще до того, как я спрошу, ответом будет «нет».

Следует отдать ей должное. Она оказалась такой же предусмотрительной, как и я. Даже еще предусмотрительнее. Впрочем, это закономерно: крючкотворству я научился у нее.

Третья бумага представляла собой финансовый отчет с приложенным к нему чеком на сумму 193 076,13 доллара! Моя доля наследства отца. Мамочка ловко воспользовалась правом на выкуп моей доли. Отныне я не имел никакого отношения к «Маккарти инвестмент траст». Мне дали хорошего пинка под зад.

Ловкий ход - она не упустила свой шанс.

Но зачем мамуля, имея доступ к этим деньгам, настаивала на моем вкладе в дурацкое предприятие Уайза? Разве что уже отдала ему свою часть, а он ее промотал.

Нет, мать не могла так сглупить.

Могла!

Она отказалась от меня.

Это была не ее идея. Его. От меня надо избавиться, чтобы он занял мое место. А я теперь лишен возможности защищать ее. Моя тупость послужила тому гарантией.

Я даже не могу возбудить иск, потому что она исключила меня из дела.

Чтобы защитить мать, оставалось только убить этого ублюдка.

Только вот в чем вопрос: хочу ли помогать? Может быть, она заслуживает этого паразита?

А может, я заслужил все это? Проклятье! Я даже не могу извиниться - ей не передадут мое письмо.

- Это не смешно, - сказал я стене. - Со мной случались забавные вещи, но сейчас мне не смешно.