Константин Логутов - Друг

– Петруха! Ну как ты? – бодро начал я, хотя сразу увидел, что плохо.

Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить его состояние. Дырка в брюхе чуть пониже печени не давала повода для бодрости.

– О, Гирь, – просипел Петр, потом кашлянул и заговорил нормальным голосом, – мы честно старались никого не калечить, честно! Но они ранили Олега…

– Олег умер, Петр, – мрачно сообщил я.

Тот замолк.

– И что теперь? – произнес он через секунду.

– Не знаю, будут виновных искать, – пожал я плечами. – Это тебе не рядового уголовника грохнуть, убийство лейтенанта всё-таки… Петруха, бл*, что там случилось?!

– Ну че «че»? Шли мы спокойно в казарму, спалили твоего мозгляка с дружком…

– Он не «мой мозгляк»…

– …да пох*р, – одновременно со мной отпарировал Петр. – В общем, шли себе, и вдруг этот сопляк кому-то на помощь бросился, хотя я его честно предупреждал не встревать ни в че, дебила… Мы пока добежали, его уже вырубили, отморозки уже дружка его лупили. Ну я мозгляка за шкирку, и ходу… Они на нас и бросились, пришлось отбиваться.

– Умудрившись при этом покалечить двух бойцов из соседнего батальона?

– Ну сам понимаешь, в горячке… Гирь, кому я, бл*, объясняю, твою ж мать! Сам не знаешь, как всё выходит?! ооо… – Петр закашлял, согнулся на кровати, схватившись за бок, и харкнул кровью в специально приготовленное ведерко.

– Я лишь знаю, что после вашей стычки осталось три трупа и несколько раненых, в их числе и ты, – сухо обронил я.

– Что-то ты начальственным больно стал, – бросил Петр, – погоны плечи жмут?

Я развернулся и вышел. Больше мне нечего тут было делать.

* * *

Было уже довольно холодно, когда этот суровый лейтенант вернулся к казарме. Меня сторожили трое бойцов, даже при желании я бы никуда не ушел. Этот лейтенант, видимо, имеет авторитет среди солдат. Его лицо выражает жестокость одновременно с каким-то состраданием, будто он ненавидит и жалеет всех присутствующих. Его серые глаза… это бесстрастный, непрерывно анализирующий взгляд убийцы, холодный, как у крокодила. Широкое, светлое лицо с волевым подбородком, узкие славянские губы с опущенными вниз уголками, заметно, что он редко улыбается. В отличие от лейтенанта Конопли, в нем не чувствуется надменности или презрения к окружающим… да вообще, эмоций почти нет. Создается впечатление, что он летает где-то в мыслях далеко от этого места. Один солдатик хотел было отдать честь, но лейтенант всего лишь приподнял ладонь, кивнул ему и пошел дальше. Одет он, как и остальные: в армейские высокие сапоги, обычные маскировочные штаны и куртку, но, тем не менее, разительно выделяется среди остальных. Застарелый шрам на щеке и усталый задумчивый взгляд придают ощущение превосходства этого человека над всеми остальными, будто только он, и никто другой, имеет право распоряжаться нашими жизнями.

* * *

Этот мозгляк пристально уставился на меня, изучая и проникая, казалось бы, в самую глубину души. Его взгляд сверлит меня, как ученый исследует букашку под микроскопом. Испуганные голубые глаза, широко раскрытые, с яркой искрой интеллекта, даже немного надменные. Не у каждого такой проникающий взгляд… Этот парень привык к своему интеллектуальному превосходству, любит быть умнее всех. Его узенькие, но четко выделяющиеся скулы сейчас подрагивают от холода и страха. И опять я заметил, насколько он отличается от всех остальных: утонченные черты лица, острый подбородок, умные проницательные глаза – черт, этому парню нечего делать среди рядовых! Надо будет подать рапорт комбату… Но об этом еще рано думать.

Один из солдатиков-новичков вскинул было руку, приветствуя своего командира. Автоматически я приподнял руку, останавливая бойца, и хмуро кивнул в ответ. Отвлекает от мыслей, салага… Солдатик это понял, потупил взгляд в землю.

– Пойдем, – приказал я троим бойцам, сторожившим парня, – туда, в каптерку.

Вместе мы подошли к складу. Я открыл дверь, нетерпеливо выгнал оттуда сидящего в ночном наряде дежурного. Рядовые оживились, втолкнули внутрь интеллигента. Двое бойцов остались при входе, один прошел следом за мной.

* * *

– Садись, – приказал он мне, указав на стульчик.

Сам сел напротив – за стол. Я встал, оглядываясь: захламленное складское помещение, валяются какие-то тряпки, ведра. Сбоку от прохода – вахта с рабочим местом. Солдат грубо толкнул меня к стулу, надавил на плечи, заставляя сесть.

– Свободен, – холодно приказал лейтенант солдату.

Тот незамедлительно вышел. Мужчина устало взглянул на меня.

– Итак, начнем, – проговорил он. – Я лейтенант Правко, Фёдор Григорьевич, командир шестого взвода четвертой роты под руководством капитана Сидоренко. Тебя как звать?

– Эээ… – я не мог вымолвить ни слова.

– Расслабься, рядовой. Я тебя грызть не собираюсь, – его голос потеплел, и сразу же он сурово проговорил. – Жрать тебя будут завтра, на разбирательстве в штабе. Так что немедленно выкладывай, кто ты такой и что там делал.

– Р-рядовой Воронцов, восьмой взвод, под р-руководством лейтенанта Конопли…

– Ааа, этот прокуренный, – усмехнулся Правко.

Я удивился. Он, оказывается, еще шутить умеет.

– Взвод из неслуживших который?

– Ага, – ляпнул я, – ой, так точно, господин космополит лейтенант…

Правко странно, едва заметно засмеялся.

– Ох и юморист… Ты какой день в армии, парень?

– Эээ, ну вот, как прибыл…

– Так тебе сколько лет-то?

– Ну, весной девятнадцать исполнилось… – растерянно ответил я и зачем-то добавил. – Я после института…

– Ладно, знакомиться потом будем, – Правко посуровел. – Рассказывай, что там случилось. И подробней.

Следующие полчаса я рассказывал всё, что помнил из той драки. Лейтенант время от времени хмурился, потом достал блокнот и стал что-то записывать. В конце концов, он вырвал один листок, хлопнул по столу и закрыл блокнот.

– Так, достаточно, – Правко опять как-то исподлобья взглянул на меня.

Непонятно, как в этом человеке могут одновременно сочетаться враждебность и дружелюбие.

– Сейчас иди в свою казарму, я дам тебе сопровождающего, но чтоб завтра после хавки был у штаба. Вот, передай эту записку Конопле, он тебя отпустит, – лейтенант опять усмехнулся своей незамысловатой шутке и протянул вырванный из блокнота листочек. – Попробуем тебя спасти. А заодно и всех нас.

Мокрый снежок слегка припорошил землю, покрывая всё вокруг белым покрывалом. И ведь всё равно растает, превратившись в грязь – днем температура держится около нуля. Я поморщился. Опять будет слякоть.

– Пожалуй, ты просишь слишком многого, – пробурчал Крабов.

Комбат был явно не в настроении.

– Он отличный стрелок, майор, – ответил я, наблюдая за крутящимися снежинками за окном.