Денис Ранюк - Мутация. Начало

– На кой тебе столько бухла, командир? – поинтересовался Виталик, пыхтящий под невеликой тяжестью коробки с водкой. – к празднику готовишься?

– Типа того, – ответил я расплывчато. – Готовлюсь.

Я угадал – справились почти за полчаса. Умаялись, конечно. Все, кроме мадам дышали тяжко и прерывисто. Но на чумазых лицах отразилось общее воодушевление. Праздник сам собой обрел продолжение и обещал быть веселым. Деньги я передал чернявому, подчеркнув его статус предводителя компании. Виталику же презентовал одну из бутылок «пшеничной», вроде как бонус за старания. Собутыльники этого не видели, поэтому сосед счел правильным утащить бутылку домой.

Дядя Федор предложил мне помощь с затаскивание всего этого скарба в квартиру, и я не стал отказываться. Четыре руки лучше, чем две. Далеко таскать не стали, сложили все в коридоре, благо он у меня широкий. Будет время, распихаю все по местам. Но потом.

Машину с проезда под аркой я убрал. Пришлось все же искать место снаружи, так как один из соседей уже приткнул свой «гольф» туда, где «патрик» стоял утром. Ну и ладно.

– По пивку? – предложил дядя Федор.

Я посмотрел на вконец расслабленных алкашей, вернувшихся на детскую площадку. Проследив за моим взглядом, сосед добавил:

– В гараже будет удобней.

Я согласно кивнул, запер квартиру, и мы потопали в гаражи. Через магазин, естественно…

Стоит признаться, что человек, чей гараж расположен в двух минутах ходьбы от дома, претендует на звание счастливого. Кроме шуток. Небольшой гаражный кооператив, в котором не наберется и трех десятков боксов, растянулся по улице Сазоновской, вдоль забора лютеранского кладбища. И идти до него было не дольше двух-трех минут – половина расстояния от Железноводской, до Камской. Боксы тут стоили дорого, но все тот же дядя Федор уговорил соседа не задирать цену и продать его мне. Правда, даже будучи «не задранной», цена кусалась. Пришлось взять кредит в банке, чтобы совершить покупку. А потом еще мучиться сомнениями, что гаражи эти долго не простоят, что их снесут, как это происходит сейчас повсеместно. Но дядя Федор успокоил меня, что этот кооператив расположен в таком месте, где невозможно никакое строительство. И облика города он не портит, так как скрыт от посторонних взглядов. Туристы здесь если и появляются, то лишь для того, чтобы отлить по-тихому в кустиках.

Теперь я радовался приобретению, как ребенок. Если мне нудно было поковыряться в машине, я шел в гараж, а не ехал черт знает куда на перекладных. И посидеть спокойно теплым летним вечером тут было приятно. Жаль только, мангал нельзя было поставить, все же центр города и менты часто снуют по проулку. Но это не великая беда. Выпивать – закусывать можно и без шашлыков.

Я вынес столик и раскладные табуретки. Дядя Федор поставил на него пакет с пивом и закуской и отправился в сторожку, звать отца Никиту – дородного бородатого сторожа, похожего на батюшку. Он даже говорил как-то медленно, с расстановкой, словно проповедовал. Мужик он был хороший, хоть и замкнутый. Все больше отмалчивался. Да нам, для неспешной беседы говорун и не нужен был. Нас с дядей Федором устраивало уже то, что отец Никита соглашался «быть третьим» в нашей компашке.

Я поздоровался со сторожем, и мы чинно расселись. Зашипела первая пробка только что купленного разливного. На столе появилась вяленая вобла, пакет с маленькими острыми колбасками и тарелка с гренками, взятыми на пробу в том же пивном магазине. Разлили. Чокнулись. Выпили. Выдохнули.

– Благодать, – улыбнулся отец Никита.

Мы с дядей Федором изумленно переглянулись. Сторож никогда не говорил первым. Заметив наши взгляды, отец Никита чуть смутился и улыбнулся в бороду.

– Третий день тут кукую, – сообщил он. – Все смену жду, а ее нет, как нет.

– А Митрофанову звонил? – спросил дядя Федор.

Отец Никита печально кивнул, из чего мы сделали вывод, что с председателем Митрофановым проблему решить не удалось.

– Так закрывай лавочку и иди домой, – предложил мой сосед. – Что, сдохнуть теперь тут? А если Митрофанов будет возбухать, я его быстро приземлю, будь уверен.

– Наверное, так и сделаю, – тихо согласился сторож. – Умаялся я, тут сидючи.

– Вот и все. – хлопнул его по широкому плечу дядя Федор. – А мы с Даней будем поглядывать время от времени. Ты только свет включи, чтобы думали, что тут кто-то есть. Тем более, тут сейчас кроме нас никто не ходит. Все в отпусках.

Бородатый сторож еще раз кивнул и отпил пива.

Мы болтали о пустяках и отпивали по глотку из больших «дежурных» кружек. Мне хотелось поподробней выспросить у соседа, откуда у него информация про грядущий «пендык» и можно ли ей реально доверять. Но тот своим видом давал понять, что касаться этой темы не собирается. Если будет надо, сам все расскажет. Он пил пиво, закусывал колбасками, морщась от их остроты, и поглядывал на легкие облака, ползущие по небу. И блаженно улыбался каким-то своим мыслям.

Что ж, пусть будет так. Мне и самому не хотелось омрачать такой прекрасный вечер. Когда еще удастся вот так спокойно посидеть, поболтать ни о чем?

Пиво кончилось. Все, не сговариваясь, встали, я собрал весь мусор в большой пакет. Отец Никита отправился закрывать свой «скворечник», как он сам его часто называл. Потом мы с дядей Федором заперли свои гаражи и все трое неспешно побрели в сторону дома. На этой приятной ноте день можно было считать завершенным. Сумбурный день, суматошный. Но завтра наступит другой, что само по себе уже неплохо. Я вновь позабыл про мутантов. Ненадолго. И был этому несказанно рад. Постоянная тревога сильно утомляет, высасывает силы.

Отец Никита пошел на остановку, а мы с дядей Федором свернули в свою арку. На площадке перед его дверью, он крепко пожал мою руку и сказал одну лишь фразу:

– Не ленись смотреть по сторонам, это спасет тебе жизнь.

Я кивнул и поднялся к себе. Глаза слипались от усталости, а рот разрывался от зевоты. Завтра рано вставать. Первый рабочий день, мать его…

Ненавижу понедельники. Банально и старо, как мир. Если не принимать в расчет всяких трудоголиков и прочих извращенцев, то со мной согласится все прогрессивное человечество, толкающее вперед громоздкую галеру пятидневки. Началось это в нежном возрасте, когда я внезапно из садичного карапуза, превратился в первоклашку.

Ежедневные побудки в семь утра стали сводить меня с ума и укреплять мечту в то, что однажды я стану взрослым и «все это» благополучно прекратится. Я смотрел на собственную мать, валявшуюся на диване каждый божий день, и отчаянно завидовал ей. И еще сердился на бабушку, которая костерила свою единственную дочь на чем свет стоял, называя ее ленивой и никчемной. По мне, мать была вполне счастлива от пребывания в блаженном стазисе. Тогда она еще не погрузилась в смертельную пучину алкоголизма. Пустые водочные бутылки я стал обнаруживать, учась классе в третьем. К пятому, я старался домой не приходить, наперед зная, что застану мать в обществе соседа-алкаша или вовсе незнакомой компании, горланящей пьяные песни и ругающейся матом. Я шел к бабушке, но и там не находил радушного приюта. Спасибо, что хоть на улицу не выгоняла. И, не взирая ни на что, я вставал каждое утро в семь часов и плелся в школу, которая ничего кроме тошнотворной тоски у меня не вызывала. Особенно раздражали взгляды классной руководительницы, наполненные блевотным сочувствием, о котором я не просил.