Сергей Алексеев - Кольцо принцессы

— В чем же они заключаются?

— Мне трудно объяснить, я слабо разбираюсь в области высоких технологий. Можно сказать, не понимаю вообще ничего. Но вот вы говорите. Главный Конструктор у вас — хакер, и я подумал — символично. Вы никогда не сделаете чего-то принципиально нового. Ну, к примеру, не сможете вытащить энергию из «курицы». Никогда!

— Почему?

— Потому что вами руководит хакер, разрушитель! Наука все время идет по пути взлома. Мозги так повернуты, что ли… И термины как у бандитов: бомбардировка ядрами, расщепление, критические массы, разгон частиц… Вы же вламываетесь в процесс! А они входят в него, как рука в воду.

— Кто — они? — мгновенно спросил родитель «Принцессы», вдруг утратив свою научную интеллигентность и растерянность.

— Люди. У которых я побывал в гостях.

— Они земные люди? Или пришельцы?

— Пришельцы-то скорее мы, — не согласился Шабанов и допил чай. — Потому что врываемся, как варвары… Они очень даже земные, и ниоткуда не прилетали. Живут, как деревья… слово есть такое…

— Органично?

— Нет, гармонично! Сначала я подумал… дикие они, или одичавшие. Совершенно не такие, как мы! Была мысль — слабоумные, недоразвитые… Но все наоборот! Мы идиоты и дебилы! Ну вот как расценить такое: молодая девушка, по нашим понятиям, полная дура, доит корову, печет хлеб, болтает глупости и одновременно занимается… в общем, у нас это называется молекулярной оптикой.

— Да… А вы сами знаете, что такое — молекулярная оптика?

— Говорю же — не знаю!

— И кто они? Откуда взялись?

Шабанов поразмыслил, говорить или нет представителю хакера о происхождении этих людей, и все-таки решился: ученый муж внушал доверие и внешне чем-то напоминал доктора Ивана Ильича.

— Эмигранты… Это я так понял, — поправился он. — До революции был в Петрограде один малоизвестный ученый. Вместе со всей лабораторией бежал сначала на юг, оттуда попал в Сибирь, хотел уйти через Китай в Индию. Колчак довез его до Иркутска, ученого со всей компанией из поезда высадили, чуть не расстреляли, но отняли какое-то лабораторное оборудование, золотое или с содержанием золота… и отпустили.

— Как его фамилия?

— Забродинов…

— И он — малоизвестный! — ревниво вскричал собеседник. — Это вам мало известный, молодой человек! Но мы-то его знаем. Лев Алексеевич Забродинов, автор монографии о солнечном ветре. Действительно эмигрировал, умер в двадцать третьем году от туберкулеза в Харбине…

— Жив до сих пор.

— Не болтайте ерунды! Тогда ему должно быть сто десять лет!

— Не знаю, я его не видел, только с правнучкой разговаривал. Она сказала — жив…

— То есть, хотите сказать, вы приземлились в Китае?

— Не имею представления, где приземлился. Но думаю, не в Китае, — неуверенно проговорил Герман. — Людей нет, пустая тайга, горы, река… Скорее, предгорья Тибета по ландшафту.

— К сожалению, я в географии ничего не понимаю, — сокрушенно сказал представитель хакера. — Но вы просто обязаны вспомнить и назвать место, где находились целую неделю!.. Забродинов! Если вы действительно!.. Нет, не может быть! Вы читали его монографию?

— Я похож на человека, который читает монографии? — спросил Шабанов.

— Да-да, вы похожи на пилота… Если не читали, откуда вам известна фамилия — Забродинов?!

— От внучки. Точнее, правнучки.

— А, вы говорили… Это она рассказала про камень с дыркой, про деревья?

— «Курицу» я видел сам. Про деревья — она, но мимоходом. Не было времени, надо было улетать.

— Улетать? Куда улетать?

— Я обязан был выполнить условие, дал слово… Она показала мне мир, который я утратил.

— Ничего не понимаю! Какой мир? Параллельный?

— Да почему параллельный? Нормальный, реальный… Мы летали и смотрели на землю.

— На чём летали?..

— Ну, аппарат такой. — Шабанов подыскивал слова. — Вернее, самолет это аппарат… Мы летали в оболочке… Не знаю, как назвать. Короче, некий шар, сделанный из нескольких энергетических оболочек. Мне так объясняли… Что-то вроде шаровой молнии… Но внешне похожей на тыкву…

Ученый муж вдруг зажал себе рот, сморщился от негодования на себя и замахал рукой, требуя замолчать. Затем огляделся, схватил бумагу, карандаш и, что-то размашисто написав, показал Шабанову.

«Забыл предупредить, нас прослушивают!» — прочитал он.

И в тот же миг на пороге очутился офицер комендантской роты: разбор полета с одним из родителей «Принцессы» закончился…

Командир полка Ужнин года три уже пересиживал на своей должности. Он был молодой, летающий полковник и отбывал в Забайкалье не ссылку, а нормальный этап своей карьеры после академии Генштаба. У него впереди был приличный запас роста, однако передержка на уровне полка ему вредила, не давала развиваться — надо было давно уже пройти ступень начальника штаба дивизии, чтобы потом определиться на генеральскую должность; он же торчал на полковничьей, и с каждым годом шансов вырваться оставалось все меньше и меньше. Он чувствовал, что происходит явление, в авиации называемое провалом — ситуация, когда отказавшись от посадки, включаешь форсаж и пытаешься набрать высоту. Двигатели ревут в полную мощь, нос задран, однако машина продолжает валиться к земле, поскольку нет достаточной тяги.

И в авиации, и в карьере такое положение можно расценить как аварийную ситуацию, и Ужнин находился в ней вот уже три года. От тесной связи с Росвооружением что-то наконец замаячило впереди: маркитанты обладали незримой властью и авторитетом и при благоприятном состоянии звезд на небосклоне вполне могли создать дополнительную тягу, чтобы выскочить из провала и набрать высоту. Однако торговцы оружием из собственных выгод и соображений тянули его в главный штаб ВВС, а он хотел остаться летающим генералом хоть в Африке, чем подземным столичным, висящим каждое утро на поручнях метро. Причину Шабановой ссылки он раскусил сразу, и сразу отметил, что к сему руку приложили те же маркитанты, которым требовались опытные, надежные пилоты, и теша тайную мысль отмщения торгашам, Ужнин уже после месяца службы опального пилота попытался сделать его начальником штаба — парень после академии, будет кому полк передать, но получил сильнейший, необоснованный отлуп — выше комэска не назначать!

Бывшего завклубом Федотовской дивизии и настоящего депутата Госдумы знали в войсках как облупленного: он генералов в Москве по стойке «смирно» ставил, объясняя, что такое демократия и вооруженные силы новой России. И те стояли, поскольку не знали, что такое демократия и что такое — новая Россия. Стояли и в душе ненавидели народного избранника, который свои выступления начинал с рассказа, как он выбился из офицерских низов, и что он — сын алкоголика. Так что Шабанова встретили в полку будто героя и поначалу приходили посмотреть на опального пилота, пожать ему руку — ту самую, которой он треснул по физиономии депутата-реформатора, преодолев статус неприкосновенности.