Сергей Алексеев - Кольцо принцессы

— У вас не совсем уж и мерзкий голос, — похвалил Шабанов, вращая костыль. — Вполне сносный… А под наркозом показалось, отвратительный.

Он нагнулся и сорвал какой-то стебелек.

— Девясил обыкновенный… А вы слышали мой голос?

— Еще и видел вашу личность…

— Замечательно. Моя задача несколько упрощается… Должен вам признаться: черви столкнулись с явлением необычным и потому пригласили меня, чтобы получить от вас информацию, доказывающую, что вы психически неполноценный человек. Им сейчас нужно только это и ничего больше. Они просчитали вас и поняли трудность своей задачи. А дело в том, что вы обладаете невероятно устойчивой и одновременно пластичной психикой. Она в том состоянии, какое наблюдается у трех-четырехлетнего ребенка. Не знаю, были ли вы таким до полета, или приобрели ее вследствие… определенных условий… Но данность такова. Без специальных познаний им не вытащить из вас и одного процента против того, что вытащил я. — Елынский снял шляпу, пригладил ежик, чуть встрепал бородку, но красивее от этого не стал. — Да, я иногда сотрудничаю со специальными службами. Делаю это сознательно, потому что получаю материал, которого не отыщешь в быту. Можете меня осуждать, но это так. Должен сказать сразу: ваша история меня потрясла, и я единственный, кто способен поверить каждому вашему слову. Вы, Герман, исключительно здоровый человек, что я готов засвидетельствовать под присягой. Но окончательный диагноз ставлю не я, и не я начальник ВЛКа…

— Поэтому вы засвидетельствуете то, о чем вас попросят, — продолжил его мысль Шабанов. — И представите больной бред, полученный от невменяемого человека. Точнее, уже представили.

— Нет, весь полученный материал находится сейчас у меня, — возразил он. — Во время консультаций я дал самые незначительные детали по быту, а основной доклад должен сделать завтра. Обо всем, что касается… специфики ваших приключений, что относится к бытию, я спрашивал в самолете, где невозможно сделать качественную аудиозапись. Но безобидные рассказы записаны в других, нормальных условиях

— Понял. Я должен выкупить у вас компрометирующие меня факты?

— В какой-то степени — да.

— Господин шантажист! Я бы выкупил, но нет денег.

— Мне не нужны деньги.

— Значит, вы хотите знать, где я упал.

— Хочу знать, где и у кого вы лечились, — перебил козлобородый. — В современной медицине, в том числе и нетрадиционной, нет методик и лекарственных средств, чтобы за несколько часов заживлять огнестрельные раны, сильнейшие ожоги… А вы представляете, сколько людей на земле переживают страшные боли в ожоговых центрах?.. И нет способов остановить такой воспалительный процесс, который был у вас. По остаточным явлениям установлено, что вы были на грани тяжелейшего поражения мозга, а то и смерти. В любом случае должны лишиться слуха, а он у вас отличный.

— То есть, в оплату, вы в своем докладе убеждаете комиссию, что я не дурак?

— Мне очень важно, чтобы вы получили допуск к полетам.

Он был второй, кто жаждал его возвращения в строй, но Шабанов об этом промолчал.

— В принципе мне такая сделка нравится, — сказал он.

— И еще один момент: вы никому больше об этом не рассказываете, — предупредил Елынский.

— Понимаю, конкуренция!

— Я шел к этому много лет. А сейчас возле вас начнут виться люди, ничего не смыслящие в таких вопросах. Это дождевые черви, чуть брызнуло с неба — полезли отовсюду. Но ведь эти твари ползучие способны даже землю переваривать в дерьмо. И скоро переварят…

— Тут я с вами согласен, — Герман остановился и оперся на костыль, как на посох. — Но к сожалению, ничего существенного сообщить не могу. Разве повторить то, что сказал в бреду… Я тоже ошалел, когда увидел ожоги, раны. Часов пять прошло, а даже коросты нет, молодая, чистая кожа… Ничем не мазали, не нашептывали, ничего не привязывали. Если не считать компресса…

— Компресса?

— Ну да… Доктор сляпал большой спиртовый компресс и привязал к уху. Самый обыкновенный. Правда, я потерял сознание…

— Значит, был не простой компресс…

— Но пахло-то спиртом!.. И потом его больше не привязывали. Да, еще деталь: доктор опрыскал раны и ожоги из баллончика.

— А говорите, не мазали!

— Всего один раз!

— Вы же не знаете, что делали во время сна.

— Не знаю…

— Как шел процесс лечения? Проснулись и обнаружили, что все зажило?

— Нет, было два сеанса… Первый раз меня усыпили так же по-предательски, как вы, но я проснулся сам. Ноги зажили, а ухо еще болело… Второй раз просто отвели в палату и уложили…

— Опишите палату!

— Да обыкновенная, как в районной больнице, — пожал плечами Шабанов. — Только стены обложены плиткой, как в операционной, кровать посередине и окон нет.

— Приборы, оборудование…

— Ничего нет, голые стены. И я голый лежал на койке.

— Все это похоже на барокамеру?

— Что вы!.. Обыкновенная деревянная дверь, медная ручка… И даже не заперта.

Козлобородый стал чем-то недоволен, снова надел шляпу, засунул руки в карманы и некоторое время обиженно молчал.

— В бреду вы были откровеннее, — проворчал он. — Почему не говорите о самом главном? О своих сновидениях? Об ощущениях?

Оказывается, и об этом проболтался…

— Еще раз повторить? Но вы же слышали!

— Я слышал бред, набор слов, несвязные обрывки фраз, — голос его стал требовательным. — Почему я должен расшифровывать ваши ребусы и строить догадки?.. Что-то бормотали про японцев, называли имена или какие-то заклинания… Что это?

— Упражнение для развития правильной дикции.

— Для дикции? При чем здесь дикция?

— Можно использовать для тренировки самообладания. Жили были три японца: Як, Як Ци Драк…

— Это я слышал! Хочу теперь услышать что-нибудь вразумительное, мы с вами договорились. Поймите, это в ваших интересах. Достаточно мне доложить комиссии о попытке суицида, и вы до конца своих дней распрощаетесь с авиацией.

«Вот так продают душу дьяволу», — отрешенно подумал Шабанов и вспомнил свою бабку-знахарку, которая наперечет знала всех, кто это сделал, и утверждала, что все они меченые и их довольно легко отличать от людей, душа которых принадлежит Богу. И это бабкино наставление, полученное с раннего детства, помогало Герману всю жизнь, и не однажды выручало. Важно было не пропустить самого первого впечатления о человеке, пусть сиюминутного, мгновенного — именно оно оказывалось самым точным и впоследствии обязательно подтверждалось. Когда началась перестройка, Шабаниха не отходила от телевизора и, тараща глаза, лишь руками хлопала.

— Ой, батюшки! Эвон какие лезут-то, гляньте! Одни сотоны! Что старые, что малые! Ой, принесут они беды! Надо скорей помирать, чтоб глаза не видели!