Николай Кожуханов - Грядущее

Вот позади и остатки МКАДа. Теперь меня окружала пустошь. Выжженная земля – ни травинки, ни деревца. Дома за МКАдом не уцелели. Справа от меня должны были стоять бетонные новостройки, но там виднелись лишь причудливые холмы.

«Наверное, насыпь под кольцевой автодорогой была сметена ударной волной от взрыва, который случился где-то в районе Люберец?» – предположил я.

Плохая затея идти в предполагаемое место падения атомной бомбы, но других ориентиров, кроме линии железной дороги, у меня не было, а она шла прямиком через Люберцы, поэтому я решил рискнуть. Мне все чаще стали попадаться на глаза проглядывающие из-под земли на вершинах холмов искореженные куски поломанного бетона, я продолжал идти вперед. Мир все также был сер и уныл. Все, что связано с человеком, покинуло эти места. Ветер стал дуть тише, а потом и вовсе сменился штилем. Теперь звуки издавал только я. Грохот моих шагов стал единственным шумом в обезлюдевшем мире.

Так как вокруг не встречалось больше домов-великанов, меня оставило ощущение, что кто-то за мной следит и это немного успокаивало. Устав от унылого однообразного пейзажа, я сконцентрировал свой взгляд на шпалах и рельсах, по которым шел.

«Шестьсот двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять, – считал я свои шаги по рельсам, а потом, перейдя на шпалы, начинал счет снова. – Один, два, три…»

В какой-то момент я поднял глаза и увидел впереди туман, хоть что-то новое в этом однообразии. Туман клубился и медленно полз мне навстречу. В его глубине что-то светилось. Свет был слабый, он окрашивал туман в желтовато-зеленоватые оттенки.

«Откуда тут взяться свету? Ох, не к добру это!»

Свечение насторожило меня. Я даже замедлил шаг и стал всматриваться, пытаясь понять, где его источник. Но бесполезно. Свет возникал то там, то тут, потом угасал, чтобы вновь появиться где-то совсем в другом месте. Таинственный туман занял все пространство впереди. Ни слева, ни справа ему не было видно ни конца, ни края.

«Вот засада!»

Я обернулся и посмотрел назад. Это тоже был не вариант, возвращение не поможет быстрее попасть домой. Обходить туман, который медленно, но уверенно продолжал ползти в моем направлении, было бесполезно, это только удлиняло мой путь и лишало меня единственного надежного ориентира.

«Вот уж точно, нет ничего хорошего в тумане, который появляется после атомной бомбежки!»

Как бы я не хотел заходить в него, но все же пошел вперед.

«Если что не так, – подумал я, – вернусь обратно. Вот зайду в туман, постою, посмотрю, и если плохо мне там станет, то бегом на выход».

И я снова ускорился и быстро достиг первых клубков-щупалец, которые неведомый монстр будто специально выбросил мне навстречу, опережая движение всего остального своего гигантского тела. Шаг – и я внутри. Впереди меня свет померк. Обернувшись, я различил смутные силуэты холмов-надгробий, которые с каждым мгновением все больше и больше скрывала пелена тумана.

Я стоял на месте и неглубоко дышал. Время шло, ничего не происходило. Голова не кружилась, не тошнило. Света в тумане я больше не различал. Вокруг воцарилась темнота, которая сгущалась с каждой секундой. Мне не удалось разглядеть даже свою ладонь, которую я поднес к лицу.

«Раз ты не вредишь мне, то ничего страшного, – решил я. – Пойду потихоньку вперед, выставлю руки, чтобы не налететь на что-нибудь, а рельсы под ногами не дадут мне сойти с пути».

Скорость моего движения была невелика, но я упорно продолжал идти к своей цели. Изменить ничего не мог, поэтому оставалось только сожалеть, что у меня нет фонаря, и надеяться на то, что подует ветер и рассеет туман.

Шаг, еще шаг. Неожиданно буквально передо мной возник свет. Он разгорался все сильнее и сильнее. Я подумал, что это поезд и отпрыгнул в сторону, но свет настиг меня и поглотил, он окружил маленького, бредущего сквозь неизвестность человека со всех сторон. Я оказался внутри него, как будто попал в лампочку. Свет ослеплял меня, глазам стало нестерпимо больно. Я зажмурился и присел на корточки, закрыв лицо руками. Но свет проникал сквозь ладони, он пронизывал меня насквозь.

Страх овладел мною. Я вскочил и помчался прочь. Глаза ужасно резало, хотелось вырвать их из глазниц и стать одним из безмолвных домов-великанов. И вот, когда силы почти оставили меня, я споткнулся и упал на землю. В этот момент свет стал меркнуть.

«Слава Богу! Слава Богу!»

Я радовался наступлению тьмы, которая совсем недавно так пугала меня. Теперь темнота стала моей защитой, моим оплотом, преградой на пути обезумившего света. Он пропал. Я больше не различал ничего вокруг, хотя мои глаза и были открыты.

«Может, я ослеп?»

Я встал, осторожно сделал несколько шагов вперед и наткнулся на что-то. Присев, ощупал это. Какая-то бетонная конструкция.

Подул ветерок, легкий еле ощутимый.

– Давай, брат! – подбодрил его я. – Давай! Дуй сильнее.

Ветер словно услышал меня и стал усиливаться. Я почувствовал его порывы, ощутил, как влажный туман стегает меня по щекам. Где-то вдали раздался скрежет железки, с которой стал играть ветер. Теперь этот звук не раздражал, а радовал.

И, наконец, я увидел свои руки. Из моих глаз побежали слезы. Мне стало неловко за свое счастье в этом мертвом мире, где царят безысходность и смерть. Я вытер грязным рукавом слезы. Ко мне вернулось зрение. Туман быстро рассеялся, я вздохнул и огляделся. Под ногами лежала плита. Слева от меня стоял искореженный вагон поезда метро, а справа возвышался холм.

Сердце рухнуло куда-то вниз.

– Не может быть! – сорвалось у меня с губ. – Я не мог так быстро добежать обратно!

Понимание того, что опять оказался там, откуда начал свой путь, ошеломляло. Действительность раздавила меня. Я упал на холодную плиту и закрыл глаза ладонями. Мне был противен этот новый мир, противен ветер, туман, серый цвет, ослепляющий свет. Хотелось, чтобы случившееся со мной оказалось дурным сном. Вот открою глаза и окажется, что я лежу на своей кровати, у себя дома… Но нет. Этого уже больше никогда не случится. Теперь мир мертв и нет в нем места живому.

Я долго пролежал на холодной бетонной плите. Холод пробрался под куртку, но он был безразличен мне. Мною овладело отчаяние. Не хотелось открывать глаза, потому что окружающий мир был противен, инороден, чужд. Я бы закрыл уши, чтобы не слышать ветра и скрежет металла, но силы оставили меня. Безысходность парализовала волю и желание жить. Все увереннее и увереннее в сознании утверждалась мысль о том, что погибли все люди в этом мире, даже моя семья, и лишь по нелепой случайности, по иронии жестокой судьбы мне даровано право существования в мире мертвецов. От этого горечь наполняла душу, а голова шла кругом. Говорят, что «ниже земли не упадешь», но я падал и падал, сорвавшись в безудержное пике, летя в бездну безнадежности и отчаяния.