Олег Верещагин - Воля павших

Дома – на Земле – Олег никогда не читал девчонкам стихов, хотя и немало их знал. Не попадались такие, которым можно было почитать… Да и вообще – сложными были отношения Олега с девчонками, не то что у Вадима, который отбоя от них не знал, общался-то даже нехотя от пресыщения.

Кто бы мог подумать, что за ТАКОЙ девчонкой придется попасть на другую планету?!

Они с Бранкой стояли недалеко от большого поля, на котором шумно играли в гулу две команды. Олег впервые услышал об этой игре от Гоймира во время той охоты, потом несколько раз видел ее, но такими многочисленными и буйными команды еще ни разу не были – может быть потому, что представляли разные племена. Происходящее напоминало знаменитую игру в футбол кирпичом на минном поле из анекдота. Впрочем, Олег не слишком присматривался – ему хватало переживаний от того, что стоял он рядом с Бранкой. И от того, что ей нравились стихи, которые он читал, хотя и не все она, наверное, понимала.

А может, ей просто плевать было, что говорит Олег, – лишь бы говорил?

…Мимо прошел, высоко подняв голову, молодой священник в длинной рясе, с жидкой бородкой. Лицо у него было замкнутое и гордое, как у великомученика. На великомученика он, может, и не тянул, но обычным мучеником его назвать было можно – следом за ним, шагах в десяти, приплясывала целая толпа мальчишек из разных племен – кривляясь, они распевали звонкими и вредными голосами:

повторяя дразнилку снова и снова. Олега это покоробило, но Бранка посмотрела злорадно и крикнула:

– Эй, скопец долгополый! Одно они тебе юбку-то обтреплют, гляди! – а потом плюнула вслед.

– Зачем ты так? – поморщился Олег. – Он никому ничего не делает.

Бранка скривилась, плюнула снова и процедила недобро:

– Чтоб его Белая Девка расцеловала, да покрепче… Чего заступаешь, чем они хороши – с языка мед капает, да только мед тот на данванской кухне наварен!

– Ладно, – пожал плечами Олег, – это ваши дела.

– Наши, – грустно подтвердила Бранка и посмотрела в небо, словно пытаясь определить, не пойдет ли дождь. – Вольг, станешь, может быть, тут еще? Своей машинкой. Я б тебя встречала там прямо…

– Машинку отдать придется, – покачал головой Олег. – Еще один канал для вас… Бранка, дурочка, – неожиданно мягко вырвалось у него, девчонка посмотрела удивленно, – ты подумай только, ты ж меня себе выдумала… Чем я лучше ваших парней? Ничем. Просто не отсюда, вот ты и сочинила себе такого «человека со звезды», понимаешь? А так – я ведь такой же.

– Я тебе совсем ровно с остальными? – еле слышно спросила Бранка, продолжая смотреть в небо. – Совсем-совсем ровно – что я, что другие? Или у тебя та есть на Земле, что ты крепче всего света любишь? Ты скажи – я вот больше словом не обмолвлюсь.

Это был простой и приятный выход – соврать ей, что на Земле ждет девчонка. Но мысль о том, что Бранка станет ему сразу чужой, порвется какая-то глупая и приятная нить, что их связала, – эта мысль так испугала Олега, что он поспешно и испуганно ответил:

– Нет у меня никого, а ты мне очень нравишься… – и осекся, увидев, как откровенно и радостно просияло лицо Бранки.

– У нас девушки сами выбирают, – мягко сказала она. – Одно я тебя выбрала, не Гоймира – страшного в том нет. Понимаешь?

Олег ошалело моргал. Такая постановка вопроса ему, выросшему на принципе, что мужчина выбирает себе пару, а не наоборот, казалась почти кощунственной. А Бранка продолжала:

– Я понимаю, вижу – дружбу замарать боишься. Так?

– Так, – кивнул Олег, и она погрустнела. Потом спросила:

– А правду ли говорил, когда уйти с тобой предлагал? Или плел?

– Правду, – твердо ответил Олег.

– Ушла бы, – вздохнула Бранка. – Ушла бы, Вольг, с тобой – ушла бы… Да ведь одно в баснях ради любви все кидают и на край света бегут. А в жизни такое есть, что не кинуть. Земля родная – как ее кинешь?

Олег молчал. На языке вертелись кощунственные слова, что в его мире многие родную землю «кидают» во всех смыслах даже не ради любви, а просто так. Но он чувствовал – Бранка не поймет. Да и самому ему эти мысли казались сейчас неуместными. Наконец он выбрал нейтральную тему:

– Ты странная девчонка, – искренне сказал он, глядя на Бранку. – Наши не такие.

– Троерукие? Или глаз во лбу? – усмехнулась она.

– Не такие, – повторил Олег.

И Бранка ответила:

– Пошли спляшем.

Неподалеку гудела волынка, подвывали рожки и слышался смех. Олег протянул Бранке руку:

– Пошли.

Наколка дала о себе знать ночью, как только Олег уснул. В суматошном сне вновь пришедший Перун коснулся своим тупиком груди мальчишки – и прикосновение обжигало, как пламя. Олег проснулся от этой боли.

Грудь горела. Олег полез под рубашку – опухоль захватила всю левую сторону, была горячей даже сквозь повязку. Казалось, татуированная рысь вгрызается в тело. Знобило и выкручивало суставы, как при высокой температуре. Сейчас мальчишка раскаивался в своем дневном решении. «Загнусь еще от заражения крови, – с испугом подумал он. И вспомнил, что горцы ничем не болели. За все то время, пока он тут был, он не видел ни единого случая, если исключить травмы, раны и все такое. – Значит, и лечить такое они не умеют… У, блин!»

Уснуть не получалось, хотя очень тянуло. Стоило задремать – тупик Перуна возникал из качающейся мути и касался груди, вызывая новую острую вспышку боли. В конце концов, Олег сел, прислонился к тележному колесу и приготовился ждать, когда боль спадет.

Было душно. Волны тяжелого воздуха грузно перекатывались над Ярмарочной Долиной, небо затянули слои туч. Звуки казались слишком отчетливыми, стояла гробовая тишина в природе – ни ветерка, ни посвиста птиц, ничего. «Гроза будет», – подумал Олег, невольно кривясь от боли. Судя по всему, не он один плохо спал – тут и там среди телег шатались люди.

Сидеть было тошно. Усталость брала свое. Тело просилось в сон, боль из него выдергивала. Проклиная все на свете, Олег поднялся, не обуваясь и не застегивая ремня, сунул наган в карман джинсов и отправился шататься вокруг в надежде найти собеседника.

Росы на траве не было – еще один верный признак грозы. Когда он встал, то увидел нависшую над дальним краем, над горами, жуткую фиолетовую тучу. Тучу пришивали к горам белые стежки неслышных молний. Гроза шла покруче той, что они с Бранкой пережили в лесу.

Посматривая в сторону тучи, переступая через спящих и досадливо вздыхая, Олег выбрался на край лагеря. Постоял и углубился в лес, решив окунуться в ручей – если не целиком, так хоть головой, чтобы уж проснуться на самом деле. В лесу духота и тишина казались еще тягостнее. Деревья стояли молча, раскинув ветви, словно тоже не могли дождаться грозы. В их молчании была какая-то угроза – Олег почувствовал себя неуютно и остановился на опушке, вглядываясь в затемневшую лесную глубину. Там перемещались тени, корчились, приплясывали, и мальчик отвел глаза – перед грозой баловались уводни, разная пакость наслаждалась напряжением в мире. В такие минуты нечисть и нежить была особенно опасна, а большинство обычной нелюди просто попряталось по норам и дуплам. Олегу послышался человеческий голос, отчетливо позвавший на помощь, он напряг слух – зов повторился, и Олег узнал голос – звала его мать.