Александр Белов (Селидор) - Вторжение

Полковник взял маркер и против графы «код» на личном деле Зигеля вывел жирными буквами: «Culunda». Сибирская деревня захватила его воображение.

«Почему именно я?» – думал Зигель, мягко поворачивая на сто двадцать пятую улицу. Вероятно, досье иногда знает о человеке больше, чем он сам может рассказать о себе.

Ему предстояло ехать из Бронкса в Ист-Виллидж, через весь город, предстояло торчать в «пробках» и думать о новой работе.

Зигель остановился недалеко от кабачка «Старый Дом Пива Мак-Сорлея», на углу седьмой улицы и второй авеню, вышел из машины, осмотрелся и закурил. В это предвечернее время народа здесь бывало немного, и каждый прохожий пропечатывался в памяти. Зигель неторопливо пошёл к пятнадцатому дому, где под зелёной вывеской ютилась одна из самых старых пивнушек Нью-Йорка. Её скрипучие дверные створки были распахнуты настежь.

В пивной пахло старым деревом и пыльными драпировками. Зигель уселся за тяжёлый стол из потемневшей корабельной доски, бросил в пепельницу смятую пустую пачку сигарет и придавил рядом окурок. Официант принёс ему пинту голландского пива в мутном бокале и поменял пепельницу. Зигель пил неторопливо и сосредоточенно. Его взгляд не отрывался от стола, но он точно знал, что именно сейчас содержимое этой пустой пачки изучается за стойкой бара самым тщательным образом. Через связника – официанта пивной – Зигель всегда назначал встречу своим информаторам. Сегодня он вызывал Гукстейбла, или Маленького Гука, в девять вечера.

Полковник О’Брайн, несмотря на свою грозную внешность, имел одну существенную слабость – он был сентиментален. Непростительно сентиментален. Будто юноша из благополучной семьи. Патрик любил забраться с ногами в кресло, как это обычно делают женщины, и, потягивая скотч, смотреть немигающим взглядом на горящую свечу. Он любил чувствовать себя одиноким, но не любил быть им. Он любил зелёные пабы, маринованный лук и горькое ирландское пиво. Патрик питал варварскую страсть к своему шерстяному ирландскому пледу, в который вечерами кутался с головой и который возил с собой во все поездки. В остальном полковник О’Брайн оставался «крепким американским парнем» ирландского происхождения.

А ещё полковник любил ясность. Он любил наличие врага, но врага выявленного и понятного. То, с чем ему пришлось столкнуться, вызывало у ирландца чувство брезгливой ненависти. Нечто подобное женской реакции на скорпиона, ползающего в спальне по занавеске.

Нервозная оторопь полковника О’Брайна объяснялась ещё и тем, что он ненавидел русских, а Зигель был для него русским, и теперь уже его подчинённым.

Не прошло и суток с тех пор, как генерал Бейтс благословил Клаппера, 6 6 генерал-лейтенант Яред Бейтс в 1995 году занимал пост генерального инспектора военного министерства США; генерал-лейтенант Джеймс Р. Клаппер с ноября 1991 по сентябрь 1995 года – руководитель РУМО и тот, принимая во внимание успехи «нетрадиционно-го дознания», отдал приказ о формировании при РУМО новой группы оперативного контроля и привлечении её к расследованию типовых технических катастроф. Группа не имела собственного бюджета, и в её состав должны были войти сотрудники, откомандированные до особого распоряжения. Группа получила наименование «Отдел предварительной информации» («DPI» – Department of the preliminary information) 7 7 DPI просуществовала до событий сентября 2001 года. После неудачного предотвращения терактов, по агентурным данным, была реорганизована , а полковник О’Брайн становился её руководителем.

Сотрудники DPI подбирались из числа тех, кто участвовал в оперативных разработках по делам Объединённого комитета начальников штабов, Таможенного бюро и Береговой охраны. В основном дела эти входили в компетенцию дисциплинарной комиссии, но РУМО вкапывалось в них на предмет выявления своей правовой применимости. Военную разведку интересует всё. Даже неуставные взаимоотношения солдат интендантской роты.

Поскольку особого оперативного напряжения по делам о превышении должностных полномочий не наблюдалось, то разведчики от нечего делать немного помудрили с методами дознания. Этому активно способствовала неожиданно возникшая в числе директивных документов инструкция «Чувствительность как форма получения информации». По ней выходило, что информация как область оперативного контроля – понятие вовсе не юридическое. А если быть точнее, то к оперативному применению понятия «информация» относятся не только признательные показания, вещественные доказательства, результаты наблюдения и прослушивания и тому подобная чепуха, но и «все способы проявления объекта в системе физических законов природы, если дешифровка этих способов позволяет причислить объект к факту совершения преступления» 8 8 «Sensitivity as the form of reception of the information» The Special linguistic rate, Columbia University Press, 1995, для служебного пользования .

Зигель, или «Кулунда», как его теперь обозначил полковник О’Брайн, был из числа тех самых сотрудников, кто работал по новой директиве. Но главное состояло в том, что в досье Зигеля имелась весьма любопытная характеристика: «Во время тренировочной стрельбы Зигель предсказал восемнадцать попаданий из двадцати, а также предсказал со стопроцентной точностью результаты стрельбы ещё пяти снайперов». Речь шла о невозможном. Снайперы выбивали серии, и каждый из них ошибся на третьем выстреле. Психологическое воздействие здесь полностью исключалось, поскольку никто из них не знал результатов стрельбы своих товарищей. Не знал никто, кроме рядового первого класса Петера Зигеля. Причём результаты эти были ему известны ещё до выхода стрелков на огневой рубеж. Так Зигель попал в DPI.

В Оперативном Директорате Зигель специализировался на работе с бывшими эмигрантами из СССР. После развала Союза в Америку потоком хлынули новые «граждане мира», из числа тех, кто славно устроился и не перетруждался и при коммунистическом режиме. Зигеля интересовало прошлое этих людей, причастность к «оборонке», связи на прежней родине. Лучшим результатом оказалась разработка племянника бывшей работницы оборонного предприятия «Вымпел» со Старопетровско-Разумовского проезда Москвы. Правда, как позже оказалось, «Вымпел» этот шил парашюты, шинели и солдатские подштанники.

Племянник долго водил Зигеля за нос, намекая на свою компетентность. В итоге Зигель наорал на него, используя русские нецензурные выражения. Новоиспечённого разведчика совсем не интересовало, где в Москве шьют «секретные» кальсоны.

Между тем бывший десантник шёл на встречу со своим информатором. Всего у Зигеля их было пятеро: араб Салех, работавший под псевдонимом «Аль-хубара», 9 9 в переводе с арабского – «специалист» пара эмигрантов из СССР, сотрудник одной из финансовых компаний с Ганновер-сквер и стареющий юппи 10 10 юппи – американская преуспевающая молодёжь, занятая главным образом развитием собственной карьеры и достижением финансового успеха Маленький Гук. Правило требовало называть его именно так. Но как казалось Зигелю, для Маленького Гука больше подходило его же собственное имя Эдвард. Он был настоящим Эдвардом: высоким, сухим и нескладным. А ещё Маленький Гук был подслеповат, отчего всё время щурился.