Николай Захаров - Жулики. Книга 1

– Смотрящим вряд ли, а вот на потоках, в темах, сядет и рулить ими будет – это запросто. И будешь пересекаться по делам с сучарой. Куда денешься?

– Мочить надо, в тихую от паханов. У них своя свадьба, а мы тоже не без мозгов чай,– скосил глазки Слон в сторону Мишки.

– Ты че предлагаешь, Слоняра? Да ежели базар наш кто услышит, то правеж обеспечен и с толковища, с мылом в заднице не уйдешь. Как Мыло. В клифте дубовом зароют.

– Эт да. Ну, значится, поживем и посмотрим, как там оно само по себе дерьмом пообрастет. А, Треф?

– Жучара, ты ничего не слышал. Обижусь, если что и очень,-

Треф так взглянул на Мишку, что тот понял, лучше оглохнуть на самом деле, чем Трефового обидеть. Кивнул и зашил рот жестом. «Да, хреновые видать дела в верхах. Раскол никак корячится у паханов. Резня с мочиловом такая может начаться, мама не горюй. Начнут сферы делить и землю. Кранты тогда. А тут еще «братки» появились отвязные, законов воровских не признающие вовсе. На сколько фронтов отмахиваться придется? Опасная жизнь начинается»,– сделал он вывод.

А «мочилово» уже началось. По всем городам и весям «правильных воров», теснили появившиеся молодые и отмороженные группы и банды «спортсменов». Вели они себя нагло и палить начинали по любому поводу, забивая «стрелки».

Страна переживала кризис власти на всех уровнях и на криминальном тоже.

Попойка, как и обещал Слон, удалась на славу. Мишка очухался вообще под кроватью, с шлепанцем заместо подушки под головой. Кто-то тянул его за ногу и бубнил:

– Эй, Жук, выползай, танец маленьких леблядей начался.

– Какие лебеди? Да пошли вы все,– сопротивлялся, как мог Мишка, дрыгая ногами.

– Вылазь, говорю,– Трефовый отпустил Мишкину штанину и катнул под кровать банку пива.

– На, поправься и вылазь. Ты мне нужен,– когда через пять минут, высосав досуха жестянку, Мишка выполз, из-под кровати, то нашел «крестного» в одной из комнат сидящим у экрана телевизора. На экране действительно отплясывали балерины, и звучала музыка Чайковского.

– «Танец маленьких лебедей». С каких это пор, ты на балет запал?– удивился Мишка, присаживаясь на стул,– Трефовый молча, пощелкал по кнопкам «лентяйки». По всем каналам отплясывали все те же балерины.

– И что это значит, что за хрень?– не понял Мишка.

– Горбача убрали, Жук. Власть ГКЧП– е прибрал. Государственный Комитет по Чрезвычайным Положениям. С утра пляски начались, пока мы тут хари давили. Танки в городе. Кантемировскую мазуту пригнали сюда. В окно глянь,-

Мишка подошел к окну и, отдернув штору, выглянул. Под окном стоял танк, а вокруг него толпились любопытные москвичи. Мальчишки облепили бронированного монстра и никто их особенно не прогонял. Танкисты сидели на броне и пили, что-то молочное из бутылок. Местные бабушки сердобольные солдатиков подкармливали.

– Траки пайку хавают. Видать с утра не жрамши. Может отнести им пару фунфырей и танк у них на прокат взять?– Мишка хмыкнул.– Отдадут, гадом буду.

– Ты, что не понял?– Трефовый подошел и встал рядом.– Гражданская война, того и гляди, может начаться. Мочилово всеобщее, при нашем-то менталитете сермяжном,– Мишка удивленно взглянул на него:

– «Слова-то какие, оказывается, знает. Надо же!»

– Ну, чего таращишься? Поднимай кодлу, нужно по городу прошвырнуться. К Белому дому все валят и что там заваривается, никто пока не знает. Но может не кисло получиться,– скомандовал Трефовый.

Весь день они шныряли по городу. У Белого дома тоже побывали и даже, по команде Трефового, записались в защитники. Расписались за выданные АКМ-ы, предъявив липовые «ксивы». Выдавали всем желающим, даже по заводским пропускам и бойцы успели до полуночи еще дважды смотаться на эти пункты. Всего приперли на хазу Слона 30-ть АКМ и 90-то магазинов с патронами к ним. Треф радостно потирал руки:

– Ну, босота, завтра еще бы так же пробежаться по закромам демократским и считай, что съездили в стольный град не зря. Билеты окупили. Ха-га-га,– сглазил. На другой день «халяву» прикрыли. Какие-то хлопцы появились на входах в Белый дом и гнали всех посторонних в шею:

– Все, набралось сколько надо. Стволов больше нет,-

ну а путч сдох так быстро, что даже Трефовый сплюнул разочарованно:

– Слабаки. Облажались. Да уж… Рожи фраерские. Все – сворачиваемся и сматываемся домой. Тридцать стволов – это тоже не плохо.

– А ты говорил война,– Мишка ткнул пальцем в экран телевизора, на котором мелькала физиономия Горбачева.

Горбачев спускался по трапу самолета в куцей куртке и махал приветственно руками над лысиной с пятном.

– Обошлось пока, Жук. Вот только хрен ее знает хорошо это или плохо. Может, лучше бы перемочили сразу друг друга в короткой свалке, чем растягивать это удовольствие? Думаешь, теперь все пойдет там гладко?– Трефовый ткнул пальцем в потолок.– Хрен вот. Все только началось и кровянку еще увидим. Такую, что мало не покажется. Ладно, кончай базар, погнали домой.

Вернулись, обрадовав руководство привезенным арсеналом. И вскоре он, конечно же, пригодился.

Пока в Москве бодались за Кремль, в провинциях начались жесткие разборки за сферы влияния.

Беспокойная жизнь, полная стрельбы и взрывов наступила так внезапно и закрутила настолько активно, что опомнился Мишка только в больничной палате, в которой оказался, после хирургической операции. Две пули извлекли из его организма хирурги, и чувствовал себя Мишка отвратительно.

Одна зацепила слегка, а вот вторая – автоматная, прошила легкое и вырвала из спины приличный клок мяса, переломав предварительно пару ребер. Мишка лежал, глядя в серый больничный потолок и думал, думал, думал. Времени на это теперь у него появилось предостаточно.

Еще и родители, вдруг воспылавшие к заблудшему чаду запоздалым сочувствием, добавили мелодраматизма. Мать стонала и хлюпала в носовой платок. А отец – отставной полковник ВДВ, сурово хмурился, пока сынок лежал явно не способный, что-либо воспринимать адекватно. Но как только Мишка слегка оклемался, тут же и услышал столько поучительного, что чуть не взвыл на второй день. От обличительных речей папаши-отставника. А тот пилил и пилил, наверстывая упущенное, за все предыдущие годы. Прорвало. Если можно было бы сбежать от этого словесного потока, то Мишка просто немедленно выскочил бы в окно палаты прямо в пижаме больничной. Но пуля зацепила, что-то там – рядом с позвоночником и ноги его не слушались. Выписался он из клиники только три месяца спустя и сидя на инвалидной коляске. Все было не так уж трагично, по словам врачей, но полгода они гарантировали жизни колясочной и еще столько же костыльной.

«Корефаны» конечно не оставили без подогрева и засылали периодически кой-какие суммы на лекарства. И даже навещали. Трефовый божился, что «век воли не видать, если бросит дружбана, здоровьем заплатившего за общее дело».