Николай Захаров - Смутные времена. Книга 6

– Так и сказали "передай взводному, что в следующий раз обязательно поджарим, если подойдете ближе пятидесяти метров",– послушно повторял Фриц.

– А как там у них все внутри выглядит?– докапывался до мелочей Фогт.

– Во!– Фриц показывал большой палец и, приподняв восхищенно брови, таращился на своего командира.

– Что "во"? Выглядит как?– разозлился на тупость шарфюрера оберштурмфюрер.

– Я и говорю, что выглядит очень хорошо. Уютно. Пахнет кофе. Как дома на кухне.

– А необычное что-нибудь бросилось в глаза? Приборы, оружие?– допытывался оберштурмфюрер.

– Оружие? Нет, не видел. Кофе пахло, помню, и музыка чуть слышно играла. Тепло, сухо.

– И тебя кофе угостили?

– Да, оберштурмфюрер. Пей, говорят, нам, говорят, не жалко, говорят,– Фриц вспомнил вкус кофе и сглотнул слюну.

– А почему они тебя отпустили?– последовал следующий вопрос.

– Сказали, что "на хрена нужен". Что мокрый, как курица. Возиться не захотели.

– "На хрена"?– оберштурмфюрер задумался. Он уже слышал это противоречивое словосочетание, которое означало совсем противоположное тому, о чем оно утверждало. Понять его было трудно даже с переводчиком. А звучащее с вопросительной интонацией, вообще означало, что собеседник просто не уважает того, кому этот вопрос задает. А уж если послали на этот самый "нахрен", то можно никуда не ходить, потому что посылающий не имеет в виду конкретное место и если переводить на нормальный цивилизованный язык, то означает, что собеседник попросту просит прекратить полемику.– На хрена,– повторил оберштурмфюрер.– Ну и как ты, Фриц, думаешь, нахрена они тебя отпустили?

– А хрен его знает,– шарфюрер вырос в собственных глазах, сумев ввернуть к месту русское словосочетание.

– Пошель на хрен,– психанул оберштурмфюрер. Вермахт и конкретно приданные ему Ваффен СС, семимильными шагами осваивали русский разговорный и к следующему лету 1942-го уже загибали так, что могли бегло общаться с местным населением на любые темы. Великий и могучий русский язык начал ассимиляцию в тевтонских сумрачных душах, своей самой крохотной частью, пуская в них корни через бранные слова и те из них, кто выжил в этой войне, вернувшись в Дойчланд, уже воспринимали на слух русский язык как нечто почти родное, узнаваемое и неотъемлемое от их жизни. Самая культурная нация Европы, проиграла войну и в этом направлении. Ругались русские гораздо изощреннее и заковыристее немцев, поэтому ни одно ругательство немецкое в русском языке не прижилось за все четыре года войны. Русские знали несколько расхожих фраз на немецком типа "Хенде хох" и "Гитлер капут", и на этом все их познания заканчивались. Зато немцы освоили русскую матерщину повсеместно и у офицеров считалось верхом совершенства, поднять взвод или роту в атаку, обложив подчиненных семиэтажным русским матюгом.

Михаил с двумя "мазуриками" переодетыми в форму рядовых красноармейцев добрался до Можайска также 10-го октября к вечеру, подсев на попутный транспорт, который двигался в сторону фронта довольно интенсивно по всем направлениям. По Минскому шоссе они и доехали почти туда куда хотели. И только на развилке у деревни Большое Соколово, выгрузились из кузова полуторки, везущей на фронт ящики с патронами.

– Здесь рукой подать до Собольков,– радовался Винт, т. е. рядовой Викентьев Трофим Иванович.– Километра три и мы там. Сколько же я здесь не был? Лет пять кажысь. Вот батя с матерью-то обрадуются и сеструхи. У меня три сестры, гражданин начальник. Младшие. Замужем все уже. Племянников уже нарожали десяток. Молодцы девки, не то, что я. Болтаюсь, как дерьмо в проруби по жизни.

– Завяжи и живи,– Михаил швырнул Винту вещмешок, набитый под завязку и тот принялся его натягивать на плечи.

– Какой там! В розыске я, гражданин начальник. С кичи соскочил, теперь шухарюсь. Поймают, добавят. Не-е-е-е-т, хрен там, не завязать.

– Слушай, рядовой Викентьев, ты меня гражданином начальником не обзывай. Я для тебя товарищ майор теперь. Уяснил?

– Уяснил, товарищ майор.

– Усвойте простые правила уставные и придерживайтесь их. Отвечать следует на замечания "есть" и "так точно", а если не прав, то "виноват". Понятно? Тебя, рядовой Котов, тоже касается.

– Есть, так точно,– гаркнули хором "мазурики", осваивая устав строевой службы Красной армии.

– За мной в колонну по одному, шагом марш,– скомандовал Михаил и направился в сторону Большого Соколова.

Задерживаться в нем не стали, направившись по проселочной дороге в сторону Малого Соколово, которое и на самом деле оказалось меньше в половину.

– Вон за лугом и наши избенки видны уже, товарищ майор,– сообщил Михаилу направление дальнейшее рядовой Викентьев, будто бы они стояли на перекрестке и было из чего выбирать. Дорога вилась только в одном направлении. Заросшая травой и залитая дождем она едва угадывалась, петляя по пересеченной местности, будто тот кто первым додумался здесь проехать был в стельку пьян и лошади брели, как им вздумалось. Перемахнув через речушку по дощатому мостку, дорога свернула налево и уткнулась в несколько избенок, пытающихся изобразить нечто вроде улицы.

– Разрешите, товарищ майор?– рядовому Викентьеву не терпелось постучаться в родные, завалившиеся на бок ворота.

– Давай, Трофим Иванович, только мне кажется, что нет тут никого. Даже собак не слышно.

Деревня, а скорее уж хуторок, угрюмо молчал, нахохлившись под дощатыми крышами и Викентьев, дернув за щеколду, толкнул ворота, распахивая их во двор. Судя по тому, как он зарос травой, люди отсюда ушли давно. Еще с лета и заколоченные ставни свидетельствовали об этом лучше всяких слов.

– Где же все?– Викентьев стоял посреди двора и растерянно озирался по сторонам.

– Ушли еще летом. А может и еще раньше. Заросло все. Сестры-то твои что тоже все здесь жили?

– Нет, только младшая – Клавдия. Ольга с Натахой в Можайск перебрались. Наталья за мента замуж вышла. Сволочной мужик. Участковым работает. Он меня и сажал последний раз по-родственному. Митяй – собака. А Ольга за железнодорожника выскочила. Хороший мужик. Свойский. Пади в армии щас.

– Ты вот что, Трофим Иванович, пробежись по деревне, может и жив кто из стариков. Ну а мы, с твоего разрешения, в доме твоем устроимся на ночлег. С утра в Можайск пробежимся. Давай. Автомат возьми. Мало ли кто тут бродит сейчас. Те же дезертиры. В момент без штанов оставят. А "сидор" оставь,– распорядился Михаил.

Рядовой Викентьев ушел по соседям, а Михаил с рядовым Котовым, прошли в дом, сбив с входных дверей, приколоченную на один гвоздь доску. Посветив фонарем в горнице, Михаил понял, что собирались хозяева отсюда в спешке, кем-то или чем-то подгоняемые. Оставлена была посуда и на кровати громоздились увязанные, но не взятые с собой узлы с тряпками.