Николай Захаров - Смутные времена. Книга 6

– Думаешь, с собой таскаю? Ну, ты и валенок, Семен Семеныч. Сдал я ваши бабки и золото в комендатуру, держи акт приемки,– Михаил вынул лист бумаги и положил его перед Котовым на стол.

– Сдал?– не поверил Котов, впиваясь глазами в текст и печать под ним.– А свои?

– Какие свои? Это не мои были. Случайно оказались под рукой. Их тоже вернул в комендатуру. Вот расписка,– Михаил шваркнул еще одну бумажку на стол и Котов уставился в нее, машинально продолжая наваливать лезвием ножа тушенку на очередной ломоть хлеба.

– Ну, начальник. А как же мы тут без денег-то?

– А ты думал мы сюда, на пикник приехали? На хрена нам деньги здесь? Магазины стоят все с пустыми полками. Хрен купишь чего даже за рыжье твое.

– А хавать, что будем?– Котов уставился на упавший кусок мяса с хлеба и проколов его жалом финки, отправил в рот.

– Это не твоя проблема, Семен Семенович. Снабжение я беру на себя. Твое дело телячье. Выполняй, что скажу, а через неделю свободен, как плевок в полете. Можешь даже в Смоленск сваливать на кладбище, если там еще твой клад кто-нибудь не нашел. Мне он, если честно, не особенно и интересен,– Михаил швырнул на стол лист бумаги с каракулями Котова.– На, получи обратно свой план.

– А фокус-покус?– Котов схватил листок и поспешно спрятал в карман гимнастерки, застегнув его на пуговицу. Руки у него заметно тряслись.

– Эх, Семен Семеныч. Что ты торопыга такой? Отслужи сперва, потом требуй. Мое слово верное, сказал, покажу, значит покажу. Рубай свои бутерброды, пока не протухли,– Михаил поднялся и вернулся к столу с закопченным чайником.– Ужинаем и отбой. Дежурите по очереди. Первые два часа после отбоя – рядовой Викентьев.

– Да на хрена?– попробовал возразить Котов.

– Разговорчики, товарищ красноармеец. Заснешь на посту если, то хрен тебе, а не фокус-покус. А мешок можешь проверит хоть прямо сейчас. Там ничего кроме продуктов нет. Услышу, что шуршишь среди ночи, не поленюсь, встану и шею намылю. Вопросы есть? Вопросов нет,– Михаил попил чаю, и улегся спать, не раздеваясь на кровать, предоставив часовым в распоряжение лежанку на печи. Ночью он проснулся от разговора, который вели шепотом Котов и Викентьев.

– Валить надо, Винт, пока начальник дрыхнет. В Смоленске у меня все схвачено. Хазы, то, се… Стволы есть, хавки два мешка. Дойдем. А там свое дело откроем. Хоть пивнуху. Немцы старые порядки возвращают. Мне кореш говорил. Коммерцию раскрутим. Верное дело. Со мной не пропадешь. А с майором, ни за понюшку ласты склеишь, зуб даю,– шипел Котов.

– Вали, если хочешь. Я остаюсь,– зашипел ему в ответ Винт.– Держать не стану. Мне нужно сестренок найти и батю с маманей. А как же фокус-покус?

– Да фуфло это все. Не верю я, что он так запросто покажет и станешь ты умельцем. Слыхал про гипнозеров? Это такие люди, которые могут чего угодно внушить. Я был на представлении один раз. Там мужик выступал. Числа угадывал. Ты, к примеру, загадаешь и у себя на ладони напишешь, а он угадывает. И еще он у меня из уха червонец вынул. А я что туда его дурак что ли совать? Вот и майор этот из таких, наверное. Показывал нам карты любые, а нам казалось что тузы. И двойку трефовую вообще откуда взял? Там ее и в колоде-то не было,– зашипел со свистом Кот.

– Ну и что? Пусть научит, значит, как глаза замыливать. Это еще и лучше, чем пальцами шустрить,– возразил ему Винт.

– Ну, как хочешь. Оставайся, коль дурак. Мне больше достанется. Просто привык я к тебе, а одному тоска,– Кот, шумно вздохнул и закурил папиросу. Громко закашлялся и буркнул.– Иди спать, лишенец,– Михаил улыбнулся в темноте и, щелкнув пальцами, повернулся спиной к "мазурикам", залязгав панцирной сеткой кровати. Винт с Котом сразу разбежались по разным углам. "Красноармеец" Викентьев полез, кряхтя, как старый дед на печь, а "красноармеец" Котов, собравшийся дезертировать на вторые сутки службы в Красной армии, присел к столу, уставившись в темное окно. Идти одному, в осеннюю ночь ему не хотелось, тем более, что с окрестностями здешними он был не знаком, а появляться в населенных пунктах и расспрашивать дорогу на Смоленск не хотелось тоже. Он сидел и прикидывал, на сколько надежны у него "ксивы" выданные вчера майором и сможет ли он оторваться от него, если попрется в Можайск, чтобы уже оттуда свалить в сторону Смоленска, вдоль железнодорожного полотна.

Утром, чуть стало светать, Котов на цыпочках вышел из избы, не забыв прихватить полный "сидор" с провиантом.

Огородами он двинулся к околице, намереваясь вернуться к Минскому шоссе, так как пройти к Можайску лесом без провожатого не решился. На единственной улочке ему померещилось какое-то движение, и он решил не рисковать. Три километра до шоссе не то расстояние для взрослого, сильного мужика из-за которого следует огорчаться и Котов, затянув потуже лямку вещмешка на груди, поправил автомат и крадучись двинулся в выбранном направлении, прячась за деревьями. Моросил дождь, но после теплой избы он воспринимался Котовым пока без раздражения и даже наоборот по его мнению был кстати. Бегать за ним по этой слякоти майор вряд ли станет, скорее всего плюнет. Главное – это не нарваться на него случайно в Можайске, но там Котов задерживаться не собирался ни одной лишней минуты.

– Мне бы только до вокзала добраться и приветы советам. Эх, заживу,– пробормотал он себе под нос, огибая очередную яблоньку, ломящуюся от неубранного урожая. Котов не удержался и сорвал десяток яблок, рассовав их по карманам телогрейки. С хрустом впившись зубами в оставшееся в руке, он двинулся дальше, энергично шевеля челюстями. Удар по затылку сзади, не позволил ему завершить легкий завтрак на лоне природы. Огрызок вывалился из руки и его вдавил в траву, кованый, десантный, немецкий ботинок.

– Шнель,– услышал сквозь вату в ушах Котов и его обмякшее тело куда-то потащили, схватив за ноги. Урке, осторожному и битому жизнью, опять не повезло. Нарвался на немецкую разведгруппу, рыскающую в окрестностях Можайска вторые сутки, с задачей выявить количество и качество русских войск, задействованных советским командованием в обороне этого важного стратегического узла.

Очнулся рядовой Котов от пощечин, которые ему кто-то отвешивал с усердием солдафона, получившего команду от вышестоящего начальника. Из глаз "мазурика" летели искры и слезы, а из разбитого носа кровь.

– Хватит, иван очнулся. Вытри ему рыло портянкой,– тихо, прозвучал командирский голос и оплеухи прекратились, тот час же. В лицо же горящее от пощечин, Котову сунули вонючую тряпку и он с облегчением принялся вытирать ей перепачканное лицо.

– Кто ты есть?– прозвучал первый вопрос, и Котов попробовал навести резкость, чтобы разглядеть сквозь слезную пелену задавшего вопрос. Разглядеть не смог и продолжил протирать глаза тряпкой, от которой они заслезились еще больше. Он полез было в карман телогрейки, чтобы достать из него носовой платок, выданный ему вчера вместе с остальным вещевым довольствием, но сделать это ему не позволили, грубо подняв за шиворот и поставив к бревенчатой стене лицом. Котов успел разглядеть пятнистый камуфляж, автоматы черные и каски затянутые сеткой. Всего немцев рядом было трое и один из них явно старший, потому что за шиворот Котова не хватал, а наоборот стоял, заложивши руки за спину. На шее у него висел полевой бинокль в чехле и взгляд был холодный, немигающий. Помещение, в которое притащили оглушенного Котова, являлось скорее всего чьим-то амбаром и полумрак его наполнявший, пах плесенью и коровьим навозом.