Николай Липницкий - О чём молчат зомби

Меня подхватили под локти, вызвав очередной приступ боли в плечевых суставах, поставили на ноги и выволокли в коридор. Там я увидел Геру. Точно так же связанный, он стоял у стены с разбитым лицом и растерянно моргал. Похоже, ему по голове неплохо приложили. Ещё до конца в себя не пришёл. Неужели проспал? Тоже мне, опытный охранник! Нас потащили вниз по лестнице на первый этаж, потом, в неприметную дверь, которую днём мы даже не заметили, и вниз, похоже, в подвал.

Это был не подвал, а бомбоубежище. Достаточно просторный тамбур, где за сетчатой перегородкой навалены были сломанные тройные кресла с поднимающимися сидушками, которые, обычно, устанавливаются в актовых залах. Дальше был коридор со стеклянной кабинкой дежурного по бомбоубежищу, небольшой холл и два коридора – влево и прямо. В нос сразу шибануло амбрэ от множества немытых тел, вонь перекисшей капусты, горелой каши и неисправного санузла. Чувствовалось кожей, как где-то там, в темноте, ворочается людская масса. Нас прислонили к стене, а двое с автоматами встали по краям, недвусмысленно направив на нас стволы. Серьёзные ребята. И, по глазам вижу, выстрелят, не задумываясь. Но не сейчас. Им команда нужна. Без команды они ни чего делать не будут.

– Кого ждём? – поинтересовался я, скорее, чтобы хоть как-то отвлечься.

– Пасть захлопни! – отозвался тот, что справа. – Ты своё право говорить без разрешения потерял, когда порог этого здания переступил.

– А кто мне должен разрешить?

– Преподобный Илья. Или кто-то из его апостолов.

– Кто?

– Что, срочно оглох?

– Лёха! – зашептал мне Гера. – Не зли их. Лучше молчи, а то пристрелят.

–Не пристрелят, – ответил я. – Им на это нужно благословение какого-то Ильи.

– Не какого-то, а преподобного, – скрипнув зубами от злости, поправил меня правый.

– Вот, видишь? Так что, не бойся раньше времени. У тебя ещё будет такая возможность.

– Шутишь?

– Ага. А что? В штаны мочиться от страха? Это всегда успеется.

– А ну заткнулись! – рявкнул наш конвоир.

Ладно. И так достаточно позлили. Теперь помолчим. Подождём, что дальше будет. Что-то мне это всё не нравится. Ещё и преподобный этот со своими апостолами. Никак в секту попали? Слыхал я, что в городе стали активизироваться фанатики всякие. Их и до катастрофы хватало, а сейчас и подавно. В мутной воде, говорят, рыбка всегда легче ловится. А сейчас – уж очень мутно. Отчаявшиеся люди не знают, куда и податься. Самое время для религиозного разгула.

Стояли мы достаточно долго. Даже устали, да и конвоирам нашим тоже уже поднадоела эта бодяга. Но держались они стойко. Наконец, в одном из коридоров раздались бодрые шаги, и в холл вышел, потягиваясь, здоровый мужик с лощёной физиономией. Рядом семенили двое попроще, один с вислыми усами, а второй – с жиденькой бородёнкой, покашливающий постоянно в кулак.

– Слава вам, преподобный! – взяли на караул свои автоматы конвоиры.

Это, что, тот самый Илья? А где борода? Святые, насколько я иконы помню, все с окладистыми бородами. Что-то меня не туда заносит. Ох, чую, рано веселиться начал!

– Это они? – широко зевнул преподобный, и на меня пахнуло ароматом хорошего коньяка.

– Они, – угодливо изогнулся вислоусый.

– Кто такие?

– Мы… – начал, было, Гера.

– Мародёры мы, – быстро перебил его я, пока он не сказал ничего лишнего. – Ищем еду, медикаменты разные. Нам же выживать надо как-то.

– А вы знаете, что Создатель запрещает брать чужое? – сделал многозначительное лицо Илья.

– Так, где оно, чужое? Хозяева давно уже в зомби превратились.

– Неправду говоришь. А это уже грех. Создатель большую кару на нас послал. И есть за что. Погрязли мы в суете. Грешим, как дышим. Испытывает он нас сейчас. На праведность испытывает. А вы – туда же.

– Так, нам, что, с голоду помирать?

– Помирать. Или к Богу душой обратиться. Всё, что было в руках грешных, сейчас праведным передано. Только тот, кто чистые помыслы имеет, может пользоваться всем, что осталось. А для остальных это грех.

– Это, значит, что только ты имеешь на это право?

– Да. И, с моего благословения, все посвящённые.

– То есть, всё, что в городе – твоё?

– Моё. А вы – грешники. И, что делать с вами, я решу позже. Уведите их.

– Руки, хоть развяжите. Затекли совсем.

– Развяжи, – кивнул Илья.

Наконец-то нам освободили руки. В кисти сразу впились тысячи иголок. Я судорожно принялся растирать запястья, но тут же получил тычок в спину.

– Пошевеливайся! – раздалось сзади.

Нас повели по длинному коридору в дальний конец, где небольшое расширение было перегорожено решёткой, и втолкнули в узкую дверцу. Лязгнул замок, и мы остались в темноте, слабо освещаемой только небольшой неоновой лампочкой на стене. На длинных ящиках, составленных вместе, валялись засаленные вонючие тюфяки, на таком же ящике стояли несколько алюминиевых кружек и мисок, а в углу расположилось ведро, судя по запаху, для отправления естественных надобностей. Я прошёлся по импровизированной камере, взял в руки миску и провёл по внутренней поверхности пальцем. Не первые мы здесь. Далеко не первые. Миска в остатках еды, ведро давно уже используется по назначению, да и тюфяки примяты так, что понятно сразу: спали на них.

– А с вооружением у них всё в порядке, – проговорил я, усаживаясь на выбранное место.

– С чего это ты взял? – удивился Герыч.

– А ты к ящикам присмотрись. Не видишь, что из-под автоматов? Не иначе, какой-то склад оружейный бомбанули.

– Неужели вояк тряханули?

– Вряд ли. Кишка тонка у них, на вояк переть. Скорее, с зоны это. Слыхал я, что в первые же дни кто-то охрану СИЗО перебил. Тех, кто не обратился.

– Так там же полная зона была зомбаков!

– Это внутри, за запреткой. Они, наверное, до сих пор там сидят. Вряд ли кто-то ворота открыл и их наружу выпустил. Дураков нет. А на внешнем периметре оставались ещё выжившие. Оттуда оружие. Точно.

– Ты, лучше, скажи, как выбираться будем?

– Я не знаю.

– Как это ты не знаешь?

– Не знаю и всё.

– И что делать теперь? Что будет с нами?

– Теперь – спать. Утром видно будет, – не говорить же ему, что ничего хорошего я от будущего не жду.

В глубине коридора раздались лёгкие шаги, потом свет фонаря мазнул по стенам и в помещение вошёл пацан со стареньким потрёпанным укоротом на плече. А вот и наш сторож.

– Эй! – позвал я его. – Ты нас, что, охранять будешь?

– Да, – ответил мальчишка, стараясь держаться грозно. – Вам не нравится что-то?

– Не боишься?

– А чего вас бояться? Вы в клетке сидите, а у меня автомат. Положу обоих, если что, а преподобный Илья мне грехи отпустит. Да и невеликий грех таких, как вы пристрелить.

– Каких это таких?

– Нечестивых.

– С чего ты взял, что мы нечестивые?