Катэр Вэй - Меня зовут Ворн

Лаки он видел, еще когда тот был вполне здоров и полон сил. Бравый моряк по несколько раз в год заходил на своем судне к ним в порт и хорошо платил Нушику за работу, никогда не обманывал молчаливого нелюдимого подростка. Многие в порту ошибочно думали, что мальчик немой, и часто обижали, не заплатив или отобрав заработанное, называли обидными словами, но он боялся дать отпор, хоть и был гораздо сильнее многих. «Не высовывайся! Будь как все, сынок, иначе они узнают, что ты проклятый!» – намертво засели слова отца в памяти ребенка. Отовсюду его прогоняли, и даже местные бездомные отказались взять «немого» мальчишку в свое общество, но только не Лаки. Этот человек всегда широко, искренне улыбался, завидев паренька, и призывно махал, приглашая на борт. Часто угощал невиданной едой, привезенной из других стран, дарил одежду, а однажды даже нож подарил, сказав, что только рабы ходят безоружны, а он, Нушик, не раб. И однажды он пропал. Нушик сильно тосковал. Он с замиранием сердца всматривался в морскую даль, завидев там приближающийся корабль. Надеялся, что это идет судно капитана Лаки, но так и не дождался. А когда, спустя несколько лет, увидел угрюмого калеку в заношенных вещах и узнал в нем когда-то веселого моряка, то даже растерялся от удивления. На то время Нушик уже превратился из затравленного подростка в самодостаточного мужчину.

После того, последнего разговора с капитаном Лаки и его подарка, в парне словно появился когда-то сломленный стержень. Он вновь почувствовал себя ЧЕЛОВЕКОМ и научился давать отпор обидчикам, отстаивая свое, заработанное честным трудом. Буквально спустя год, паренек накопил достаточно денег и выкупил лачугу на окраине порта. Там по сей день и проживал. За эти годы он не завел семьи, друзей, не сменил работы и обходился малым, а все заработанные деньги за их ненужностью просто складывал в глиняный кувшинчик, и когда тот наполнялся доверху, закапывал его в погребе. Ставил на полку новый кувшинчик. Всегда молчаливый по натуре своей, сейчас же на самом деле утратил дар речи. Он смотрел на безногого калеку, просящего милостыню, и не мог выдавить из себя ни слова. Открыв и закрыв несколько раз рот, как рыба, он просто снял с пояса свой кошель и, даже не глянув в него, так и положил в руку нищему, после чего быстро отошел в сторону. Но уйти не смог. Встав так, чтобы не попадаться Лаки на глаза, Нушик наблюдал за бывшим моряком до тех пор, пока к нему не подошли местные поборщики с попрошаек – взять свой процент за сбор на их территории. Нушик быстрым шагом ринулся к «браткам», без лишних разговоров пихнул одного так, что тот пролетел метра три, прежде чем приземлился. Взял за грудки второго и швырнул туда же. А третий, подняв руки, показывая, что в них ничего нету, торопливо попятился назад, бормоча:

– Нушик, прости, мы не знали, что это твой бродяга. Прости, братишка.

Оказавшись достаточно далеко, тут же рванул прочь со всех ног.

Лаки сидел с невозмутимым выражением на лице и внимательно смотрел на своего спасителя.

– Нушик? – расплываясь все в той же искренней улыбке, узнал он бывшего бродяжку-сироту.

Тот кивнул.

О том, что Нушик проклятый, оказывается, Лаки догадывался еще тогда, когда подросток, пусть и плечистый, в одиночку работал за четверых взрослых. Позже Нушик и сам сознался, рассказав другу о своем проклятье. Тогда старый моряк начал обучать его различным боевым искусствам. Что-то объяснял сам, а что-то показывал на примере других бойцов, которых они нанимали или выкупали из рабства на деньги, скопившиеся у Нушика. Бизнес, внедренный Лаки на этой земле, рос и вскоре начал приносить свои доходы.

– Зачем ты меня учишь? – как-то поинтересовался Нушик у Лаки. – Ты ведь все равно запрещаешь мне участвовать в боях на деньги.

– Зачем строят высокие стены вокруг города, если все равно в них не живут? – ответил бывший моряк вопросом на вопрос.

– Для защиты, – кивнул Нушик, поняв задумку хитреца.

– У тебя удивительное тело, ты быстр и пластичен, выносливей и сильнее тебя я пока не встречал, а владея знаниями и техникой, ты станешь самым опасным противником, которых только видел свет.

Многие годы он считал Лаки единственным, пусть и не по крови, но родным человеком, но вот уже который день мысли о прошлом не дают ему покоя. И та ночь… свербит душу, мучает разум пустыми надеждами и догадками.

Тяжело вздохнув, Нушик глянул в котелок. Вода в нем уже вовсю кипела. Чай – к этому дорогому напитку его пристрастил Лаки. Даже в самые ненастные жизненные моменты у него почти всегда имелся в запасе маленький мешочек с черными сушеными листиками. Заварив любимый напиток, мужчина с наслаждением втянул ароматный пар и зажмурился от наслаждения.

Отработав с Карманом и Колотушкой до времени второй еды и отдыха, Калин вместе со старым мутантом отправился на обед. Спросив об участии Нушика в их проекте «ба-бах», получил одобрение.

– Почему бы и нет, – ответил Карман, блаженно вытягивая ноги. От долгого сидения на коленях они затекали и у Калина. – Парень он смышленый, не болтливый. Пусть приходит. Вы очень скоро уйдете, а мы с Колотушкой останемся с этой затеей. Ваши знания мне очень полезны. Они послужат во благо моему народу.

Опершись на локти, Карман закинул назад голову, и казалось, что он уснул, сидя в таком, на вид неудобном положении. Калин получил ответ на свой вопрос и более не собирался беспокоить старика. Пусть отдыхает. Колотушка поднялся, поклонился огню и молча ушел. Калин удивленно проводил того взглядом, но глянув на Кармана, зевнул, сладко потянулся и улегся у костра в позе эмбриона. Задремал.

Перед глазами вновь встал город на закате с ошарашенными жителями. Друзья, семья. Калейдоскоп из картинок несся, сменяясь одна за другой, перемешивая воедино все три мира – три жизни…

– Просыпайся, лежебока, – послышался низкий баритон Кармана. – Я уже и звару приготовил.

Нос мальчика уловил пряный сладковатый аромат местного напитка, «работающего» как кофе. А слух – звук наливающейся в кружку жидкости.

– На вот, взбодрись, – и запах усилился.

Калин открыл один глаз. На полу перед носом стояла глиняная кружка. Такие обычно сиротскими называют за немалые размеры.

Карман уже сидел у огня и, жмурясь, цедил напиток.

– Красиво, да-а… – протянул он, мечтательно улыбаясь.

Калин огляделся, пытаясь понять, что именно дед имеет в виду, но так ничего красивого не найдя, вопросительно уставился на собеседника.

– Города ваши красивы. Ты уж прости старого, не в меру любопытного хумана за то, что вновь влез в твою голову, но пойми и меня тоже, когда еще такого, как ты, встретить получится? Мыслю, что никогда. А знаешь, у нас тут тоже есть прекрасное. Да-да, ты вот не улыбайся так. С вечерней пересменкой пойдешь сегодня на западный верхний пост и сам все увидишь.