Владимир Корешков - Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона II

Вступив в совершенно пустой коридор, я буквально кожей почувствовал, что за мной кто то внимательно наблюдает, еще выработанное на фронте чувство, заранее предупреждающие меня об опасности, сработало и подсказало: «Будь внимателен, ты под чьим то пристальным присмотром». Но с другой стороны, что следившие за мной могли увидеть – неуклюжую фигуру в оранжевом скафандре, бредущею по коридору в поисках нужной каюты, поди разберись кто это такой. Кстати о своей каюте, я как то забыл спросить как мне найти нужную, что же мне сейчас носом тыркаться в каждую дверь как слепой котенок. Нет, экипаж оказался крайне предупредительным, на одной из дверей висела красная табличка «Для гостей». Я толкнул дверь. Она оказалось не заперта. Оказавшись в типовой каюте, которая отличалось от других только присутствием здорового холодильника и вакуумной печи, для разогрева полуфабрикатов. Я сразу, по настоятельному совету Холечека, включил серебряную коробочку, лишь только после этого с облегчением стащил с себя, уже порядком поднадоевший мне, скафандр и мстительно запихал его в шкаф. На прощание от всей души пнул его ногой. Открыл холодильник: стандартный набор из субпродуктов, которые после сказочной ветчины из свертка Холечека совсем не возбуждали во мне никакого аппетита, вытащил из холодильника прохладную минипусенькую запотевшую бутылочку кока колы, как называла мама сей разрекламированный еще издревле напиток – «пойло для идиотов», отпил пару глотков, пузырьки радостно ударили в нос, еще раз с тоской оглядев каюту в которой мне предстояло безвылазно тусоваться целых пять дней, завалился на койку жалобно всхлипнувшую по до мной и задал сам себе извечный вопрос: «Что делать?» Есть не хочу, пить не хочу, копаться в своей голове, забавляясь чужими воспоминаниями тоже не хочу, а что же я хочу? Оказывается в обще ничего, такой вот я великий нехочуха. В конечном итоге под мысли, а чем же я буду заниматься все эти пять дней во время полета, я заснул и даже не заметил как закончилась погрузка и зеленая акула стартанула с лунной базы депо сортировочная, хищно облизнувшись, начала жадно пожирать парсеки космического пространства. Это был один из самых скучных моих полетов. Книг не было, гологравизор показывал всякую дребедень, в основном мыльные оперы и несколько абсолютно безмозглых, без какого либо мало мальского сюжета боевиков. Не знаю какой дебил составлял фильмотеку на этом корабле, но по этому поводу я выдвинул свою личную гипотезу, возможно список фильмов составляли не случайно, а специально, что бы пассажиры отправляющиеся на Олерон во время полета насмотревшись этой хрени, отупели окончательно, превратившись в законченных имбицилов и не смогли нанести хоть какой ни будь ощутимый вред Рейху. Здесь я видел явные происки сторонников гера канцлера и сподвижников Рейха. По кораблю прошвырнуться нельзя, даже в коридор, пришлось все дни тупо отсыпаться и вдоволь, до отвращения отъедаться не вкусной едой. Наконец я почувствовал, как звездолет заходит на посадку. И хотя в каюте не было иллюминаторов, можно было на все сто процентов утверждать мы садимся на Олерон. Как только я понял, что звездолет начинают разгружать, достал из шкафчика и начал натягивать на себя ненавистный скафандр, мне даже показалось, что теперь он в свою очередь очень мстительно улыбался и даже откровенно, хотя и абсолютно беззвучно издевался на до мной, от всей своей «скафандровой души», хохоча, радуясь своей маленькой победе. «Ничего оранжевый сучонок, хорошо смеется не тот кто последний, а тот до кого позднее всех доходит. Понял?» Мне показалось, что скафандру мое замечание не понравилось, он перестал ржать и задумался. « Вот так, будешь знать как смеятся на до мной».

– Стоп, стоп, стоп, – остановил я себя.– Я что разговариваю со скафандром? Ты что, Яр, совсем с ума спятил. Пять дней ты был заперт в каюте, оставшись один на один с собой и не найдя себе лучшего собеседника, решил пообщаться с этим оранжевым чмом. Тебе лечиться надо шизик.

Хотя опять же, где то я читал, что когда человека помещают в одиночную камеру, узники сначала что бы не было так скучно начинают разговаривать сами с собой, а потом по истечения некоторого времени у них шарики за ролики заскакивают и они по тихому сходят с ума, потому что еще неизвестно, что такого страшного ты мог рассказать самому себе и какую правду матку резануть. Короче бегом на волю, к людям.

Я шагнул в коридор, он как в первый день нашего знакомства был совершенно пуст и опять меня посетило тоже самое чувство, что за тобой внимательно наблюдает как минимум пара внимательных глаз. Выходил я из корабля почти тем же самым маршрутом, что и заходил в него. Отличие состояло только в том, что на пассажирском лифте я спустился до первой грузовой палубы, здесь уже вовсю суетились несколько небольших погрузчиков, которые резво хватали казалось неподъемные для них грузы и тащили их из недр корабля наружу, от этого они очень напоминали деятельных муравьев. Выйдя через распахнутую аппарель, мимо снующих погрузчиков, ступил на бетонку космопорта.

Космопорт был совсем маленький, какой то местечковый, невдалеке находилось стеклянное здание в три зтажа для наземных служб и персонала, но чего то не хватало. Рядом на разгрузке стояли еще два звездолета облепленные небольшими погрузчиками. Наконец до меня дошло чего не хватает, я совсем не увидел складов, ни одного даже самого маленького ангара. А куда же исчезают грузы? Ответ получил сразу же как скосил свой взгляд влево, погрузчики с грузами пристроившись друг за другом в длинную очередь, уезжали под землю, видимо все складские помещения находились именно там. Оттуда же выезжали уже опустошенные погрузчики деловито следовавшие за новой порцией груза. Я взглянул на палящее вовсю Олеронское светило, на марево плывущее над колесами погрузчиков и бетонкой космопорта и сильно обрадовался, что я в скафандре. На улице было настоящее пекло, а в скафандре с его микроклиматом мне было очень комфортно и жары я не ощущал никоим образом.

«Вот видишь, я же говорил что я необходим», – мысленно вякнул скафандр. Я его также мысленно поблагодарил, но послал в жопу и порекомендовал немедленно заткнуться, что он и сделал, правда с несколькой обидой. Метрах в ста от меня стоял боевой, сепаратисткий джип «ПАТРИОТ» раскрашенный в светло зеленый камуфляжный цвет с затонированными, бронированными стеклами и башенкой крупнокаллиберного пулемета на крыше. Возле джипа стояла маленькая, худенькая, черноволосая девушка в зеленой форме и махала мне рукой, поскольку рядом никого кроме меня больше не было, я так понял, что махала она все таки мне, из чего я сделал вывод, что она тот человек, что встречает меня. Подойдя к ней ближе, я увидел не молоденькую девушку, а взрослую женщину лет тридцати пяти с погонами майора. Она не была красива, но притягательность ей придавали очень живые, властные, карие глаза в глубине которых жила глубокая печаль. О том, что женщина перенесла какую то трагедию говорили чуть опущенные уголки плотно сжатых губ и седая прядь в иссиня черных волосах, подстриженных под каре.