Андрей Горюнов - Контакт первой степени тяжести

– Пойду на лоджию покурю, – сообщил Калачев Власову.

Он вышел, прикрыл за собой дверь, закурил и задумался.

Чем дальше, тем больше ему не нравилось это дело. Все казалось в нем шатким и валким, ни на что нельзя было опереться всерьез.

За что тут ухватишься?

Восемь акварелей этих – «Н. Белов» – «Николай Белов»? Ерунда!

Белов письменно объяснил их происхождение, и, хоть Власов и пыжится, объяснение, на взгляд Калачева, было достаточно убедительным. А главное, легко проверяемым, что делало его особо убедительным и до проверки. Пистолет Макарова? Тоже ерунда, конечно. В стране гуляет море неучтенного, незаконного оружия, и этот жалкий табельный «ПМ», отнятый когда-то в незапамятные семидесятые у какого-нибудь пьяного офицера или незадачливого сержанта, никак не может быть основанием для чего-то серьезного. Конечно, за него можно и срок сунуть, но ведь цель-то у них, у следственной группы, совершенно иная!

Наконец, окровавленная рубашка. Да! Это уже что-то. Особенно если экспертиза установит, что кровь эта – кровь Тренихина. Кстати, не факт. Во-первых. А во-вторых, еще надо где-то найти настоящую кровь Тренихина – иначе как сопоставишь? Дело может оказаться не простым, а то и невыполнимым вовсе. Пока не найдем самого Тренихина.

Но даже если это и кровь Тренихина? То что же с того?

Версия убийства Тренихина Беловым не выдерживала, с точки зрения Калачева, ни малейшей критики. Этой ерундой мог тешить себя Власов – да! Чтобы иметь хоть что-то, чем можно прикрыться от гневных разносов начальства. Но ведь начальники тоже не дураки, к сожалению. Под фиговым листом от них надолго не укроешься. Тем более сейчас: ага, отлично, скажут – кровь Тренихина на сорочке Белова? Ну, так подать сюда быстро Белова!

А где взять?

Вместе с тем во всей этой истории было слишком много наносного, лишнего, привнесенного как бы извне – со стороны.

Конечно, жизнь всегда бывает гораздо богаче любого детективного романа: слишком много нюансов, тонкостей, неуловимых, но крайне существенных обстоятельств. Всегда.

Но здесь их просто через край!

Причем самостоятельно в них крайне трудно разобраться еще потому, что они касаются другого мира с другими правилами: вспомнить опять же эти восемь акварелей. Что это с юридической точки зрения? Подлог? Да нет! Все сразу поняли, что рисунки сделал Тренихин; выдать их за свои было безнадежным делом. То есть цель Белова была лишь та, которую он и задекларировал: уклониться от уплаты неустойки. Тогда это мошенничество? Да тоже нет! Скорее уж составление контрактов, подразумевающих такие неустойки за столь незначительные накладки – вот это, скорее, мошенничество.

Нет– нет! Тут просто так, влет, не разберешься. Вот если бы с Беловым поговорить бы по-человечески! Власов сразу все испортил, с порога. Уничтожил нить взаимного доверия. Вот если бы первым на Белова вышел бы он, Калачев…

Возможно, Тренихин был бы уже обнаружен.

Вот именно – если бы! Если бы да кабы.

Боже мой, сколько ж тумана! Очень невнятно, запутанно.

Ясно одно – нужно, совершенно необходимо срочно найти и взять Белова. Без него – никуда. Белов нужен в качестве консультанта – уж это во всяком случае!

А в качестве подозреваемого – это еще надо глядеть! Но Белова слепить надо – во что бы ни стало! Отловить срочно! Лучше сегодня же!

Взять! Взять его!

Таксист сел за руль своей машины грузно и зло, с остервенением. Хлопнул дверью с хрустом. Тронулся. Тут же за его спиной возникли двое – Лена и Белов.

– Эй…

– А?! – от неожиданности таксист вильнул, как сумасшедший.

– На бабки. – Белов, отсчитав, протянул через плечо таксиста купюры. – Принес, как обещал. Теперь гони до Пушкина, по Ярославке.

– Фу, испугал! – таксист одной рукою принял деньги и, оценив щедрость Белова, цыкнул, хохотнул, перекрестился всей пятерней с деньгами. – Ну, ты – вообще! Зачем так пугаешь?

– Да от ментов мы спрятались, не понял, что ли? Легли, чтобы не было видно, если из подъезда выскочат.

– Да это все ясно! Я не про то! Не то испугало меня, что ты из-за спины вдруг выскочил. Не-е-ет! Я испугался до смерти другого совсем – что ты ушел от меня, с концами ушел! И тут уж не деньги! Что деньги? Навоз, не более! А что обидел ты душу мою, наказал доброту мою светлую, доверчивость детскую. Вот что ведь страшно-то! Ай, страшно как! Сам посуди! Подумай! Ужас ведь! Фобос и Демос! Кошмар гребаный! Просто кошмар!

К докуривавшему на лоджии Калачеву присоединился и Власов.

– Таксист, что приходил сюда, отъезжая, вильнул как-то странно, не обратил внимания? – спросил Калачев.

– Нет, не видел. – Власов отрицательно качнул головой.

– Я видел! – доложил прапорщик, куривший тоже, несколько поодаль – соблюдая субординацию. – Наверно, там, в машине, он и есть – тот, кого мы ищем – Белов!

– С чего ж ты взял? – насмешливо поинтересовался Власов.

– Ну, как же? – прапорщик на мгновенье растерялся. – Мы ж Белова ищем? Ну, значит, вот Белов-то и удрал!

– А если б мы искали б Вильяма Шекспира? Шекспир оказался бы тогда в такси?

– Нет, точно! – прапорщик поражал своей уверенностью. – Я думаю, что там, в такси, Белов. В пятнистой форме. Ведь не случайно же таксист сюда, ну точно в триста тридцать третью-то квартиру завалился? Нет! Он шел к Белову. Он искал Белова. И он нашел Белова. От радости он нам хвостом вильнул и вместе с ним уехал! – прапорщик был весьма доволен своим рассуждением.

«А что– то ведь в этом есть… – мелькнуло в голове у Калачева. – Нечто неуловимое. Загадка какая-то. Зря мы так лихо отпустили таксиста. Надо было его слегка помять на предмет наших собственных интересов! Да-да-да! И в лифте? Ведь в лифте мне Белов определенно померещился? Ведь точно – он же возле банка – точно! Он же был в трехцветке, в камуфляже! Ч-ч-черт, быть не может – да! Но совпадает, совпадает же!»

– Так-так… Господин прапорщик сам все выводы уже сделал и даже ответ получил! – Власов хотя и сдерживался, но тем не менее пропитывался на глазах справедливым гневом, смешанным с негодованием. – Так. Очень хорошо! А вы тогда мне заодно скажите, господин прапорщик, осчастливьте – где он, Белов, удрав от конвоиров два часа назад, разжился камуфляжной формой? Зачем он оделся в форму? Чтоб привлекать к себе особое внимание? Зачем он приезжал сюда? В квартиру он в свою не заходил, верно ведь? Может, он к соседу водки выпить заезжал или под гитару попеть? И – заодно: не скажете ли, любезный – кто здесь перед нами устроил обыск? Ау, господин прапорщик! Мы слушаем! Кто знал, что Белова нет дома? Или сам он здесь все раскидал? Чтоб сбить со следа? И, растаяв в воздухе здесь, возник там, внизу, в такси? Что он искал здесь? Как вы считаете?