Владислав Выставной - Утечка мозгов

– Или наоборот – тащат отсюда во все концы, – заметил Стас. – Как дети, что по незнанию играют с шариками ртути…

– Страшные вещи говоришь, – передернуло Батхеда.

– А что, бывали факты, – пожал плечами Стас, разглядывая кубик. – Интересная находка. Если, конечно, это действительно то, за что мы его принимаем…

Копатель усмехнулся и отвел было руку, чтобы выкинуть находку, однако на руке неожиданно повисли пилигримы. Они немедленно заявили, что таким добром в чужом мире не разбрасываются, а в хозяйстве-де все пригодится.

Копателю ничего не оставалось, кроме как расстаться с бесполезными «кубиками». Пилигримы же вновь приступили к раскопкам, уже с повышенным энтузиазмом.

Копатель присел к костру, посмотрел на пилигримов и покачал головой:

– Вот у кого надо учиться радоваться жизни…

– Умение удивляться – это как раз то, что лежит в основе настоящего детского счастья, – сказал Батхед с некоторой завистью.

– Пожалуй, – согласился Копатель.

– Чего еще интересного в той стороне? – спросил Стас.

– На западе? – отозвался Копатель. – Судя по всему, ничего особенного на многие километры. Но вот на юго-востоке я видел дымы…

– Свалка горит? – предположил Стас.

– Нет, больше похоже на костры. Если и есть смысл куда-то двигаться, то только туда – где мы сможем найти людей…

– А смысл двигаться есть! – заявил Батхед. – Где люди – там и еда… И Челнок в конце концов!

– Тоже верно, – согласился Копатель. – Так не будем же терять времени!

Они шли по холмам и впадинам, гребням и каньонам, оврагам и долинам – и все это было из мусора. Мусора самого разного, как разнятся между собой горные породы.

Мимо них проплывали самые причудливые отходы человеческой цивилизации. Здесь была мебель – в таком состоянии, будто ее вышвыривали с небоскребов; старые телевизоры, которыми, похоже, играли в «снежки» гиганты; разинутые пасти голодных холодильников; похожие на кладбища динозавров свалки старых грузовиков…

В одном месте Стасу стало не по себе: они вышли на кладбище игрушек.

Столько кукол он не видел никогда в жизни. Наваленные до неба розовые кукольные тела вызывали неприятные ассоциации с концентрационными лагерями. Рядом возвышалась бесформенная куча плюшевых медведей. Под ногами хрустели россыпи пластмассовых солдатиков и маленьких фигурок ковбоев, индейцев, каких-то мускулистых монстров…

Вот это да… Ну, почему, почему он не попал в это место тогда, когда приходилось с ревом тянуть родителей в игрушечный отдел «Детского мира», которого те боялись, как черт ладана?

Почему сейчас он спокойно давит старыми кедами далекие детские мечты? Куда же подевались те удивительные эмоции – этот азарт игры, страстное желание единоличного командования многотысячными пластиковыми армиями и строительства собственных, бесконечно длинных железных дорог?

– Однако, – пробормотал Батхед, на которого увиденное, очевидно, тоже произвело впечатление, – трудно даже предположить, что послужило причиной столь массовой утилизации. Вроде бы игрушки как игрушки…

Психолог не успел закончить фразу, как сбоку раздался испуганный вопль. Егорис бежал к товарищам и отмахивался от чего-то, словно от разъяренных пчел. Когда он подбежал поближе, то с видимым усилием оторвал от руки и бросил на землю большую куклу в розовом платьице.

– Мама! – басом сказала кукла и заревела, подняв руку к восковому лицу. Жутковатое было зрелище.

– «Ребенок-робот», – выдавил Батхед. – Убейте меня…

– Жуть, – сказал Стас. – И почему все это до сих пор не сожгли?..

Копатель только тихо рассмеялся. А пилигримы долго еще боялись приближаться к кучам непонятного хлама.

…– Смотрите – вот он, дым! – сказал Стас, указывая направление. – Похоже, мы не ошиблись дорогой…

– Тогда пошли быстрее! – воскликнул Батхед.

– И будьте настороже… – произнес Копатель.

Они поднялись на очередной мусорный холм. И их взглядам открылась удивительная картина.

Внизу лежал город. Настоящий, большой город. Он рос посреди Свалки, словно в уютной долине. И как полагается городу, что вырос посреди гигантской помойки, это был мусорный город.

Его дома были сделаны из картонных ящиков и фанеры, каких-то жестяных листов и другого, совершенно непонятного материала. Ныряльщики с удивлением замечали даже двух– и трехэтажные мусорные дома. Нагромождения этого хлама пересекали удивительно прямые улицы, полные людей. Все было невероятно пестро, дико и… красиво! Здесь царила подлинная эстетика безобразия.

В довершение всего город окружала высокая стена, или, скорее, вал из мусора, укрепленного разношерстными досками и палками.

А в центре города возвышался дворец. Да-да! Настоящий дворец совершенно удивительной архитектуры!

Стас помотал головой, стряхивая наваждение. Он снова взглянул на этот удивительный дворец и понял, что ничего действительно потрясающего воображение в нем нет. Хотя сделано все было, безусловно, оригинально.

Дворец был построен из распиленных на куски самолетов.

Поставленные вертикально фюзеляжи с носовыми частями были башнями, крылья – стенами и пандусами. Движимые ветром пропеллеры украшали конструкцию, словно гигантские флюгеры. В центре высился самый большой, хоть и довольно помятый, самолет. Он, словно вытянутая пирамида, рос из мусора, контрастируя с ним, отторгая тот от своего свободного существа. Его острый нос, казалось, пронзал небо…

– «Конкорд»? – воскликнул пораженный Стас.

– Обалдеть… – признал Батхед.

– Браво! – воскликнул Копатель, аплодируя неизвестным архитекторам. – Это просто пик цивилизации бомжей!

Пилигримы только восхищенно вздыхали.

– Мне кажется, что здесь преодолели тот рубеж, когда людей все еще можно называть бомжами, – возразил Стас. – По-моему, здесь живут вполне сносно. У всех есть жилье, а может даже, и прописка…

– Так давайте же убедимся сами! – предложил Копатель и по протоптанной кем-то тропинке двинулся вниз.

Навстречу стали попадаться люди. Не слишком приветливые, но и не сказать, чтоб излишне агрессивные. Некоторые были классическими оборванцами, а кое-кто был одет со своеобразным бродяжьим лоском. Очевидно – местная элита.

Стали попадаться отдельные жилища – из составленных коробок, холодильников и шкафов. Их за глаза друзья стали называть «хуторами». Скопления таких «домиков» мгновенно получили прозвище «слободок». Где-то горели костры, где-то – бочки с дырками у дна, а где-то – настоящие печные трубы, торчащие из скособоченных крыш.

Некоторые домики были огорожены кривыми заборчиками из палок и проволоки. За ними на откинутых автомобильных сиденьях загорали какие-то господа и дамы в подобиях плавок и бикини. Стас не готов был бы поручиться, но они вроде бы даже потягивали что-то из старых консервных банок через соломинки.