Ивона Наварро - Музыка смерти

— Помолчите, Брэнгуин, — обрезал его Деймон, не оборачиваясь, — я не хочу пропустить заключительный аккорд, а вы мешаете мне сосредоточиться.

— Боже упаси вам помешать, — пробормотал Брэнгуин и, с трудом переставляя ноги, подошел к Вэнс.

— У него еще есть возможность спастись, — сказала она с надеждой в голосе. — Если он доберется до наших…

Но истошный крик последней мучительной боли жертвы Моцарта не дал ей договорить.

Хотя он этого и не знал, последний отданный на растерзание Моцарту мужчина имел ощутимое преимущество по сравнению со своими предшественниками. Ахиро с готовностью подчинился приказу Деймона и заново перепрограммировал оставшееся в тоннеле электрошоковое ружье. Таким образом, получивший новое оружие мог, добравшись до тоннеля, воспользоваться вторым ружьем. К несчастью, его умения в игре за выживание хватило лишь на то, чтобы встретить смерть, не выходя из клетки-кормушки. Схватив ружье, он дважды выстрелил в Моцарта, едва зацепив первым разрядом и вовсе не попав вторым. Промах стоил пленнику жизни, но Деймона невообразимо порадовало то, как быстро к трубному крику пораженного разрядом тока чужого приметалось стаккато предсмертного вопля растерзанного человека.

У него было наконец все необходимое для завершения грандиозной композиции.

За исключением …

Деймону недоставало материала для финала.

В истекшие после смерти последнего пленника дни Брэнгуин избегал любых разговоров с Деймоном, если они не касались его обязанностей, и совершенно игнорировал Ахиро. Деймона смешила уверенность старика, что его поведение может произвести какое-то впечатление на любого из них; неужели он действительно думает, что Ахиро и ему самому есть дело до его переживаний? У Ахиро был какой-то собственный распорядок дня, но Деймона ничуть не заботило, чем тот занимался. Его собственная задача — «Симфония, ненависти» — была так близка к завершению, что стоило ему взмахнуть воображаемой дирижерской палочкой, и это совершеннейшее оборудование для звукозаписи компании «Синсаунд», грохотавшее жуткими криками чужого, дополнялось воображаемым оркестром, который будет — мог бы — исполнять всю остальную музыку композиции.

В этом месте сна наяву Деймона одолевали грустные мысли: очень уж маловероятно, что он сам, да и любой из них, когда-нибудь услышит исполнение симфонии живыми музыкантами. Несколько оставшихся симфонических оркестров состояли в основном из андроидов, безмозглых, тупых, не имеющих в ДНК своих клеток ни одного даже самого крохотного обрывка творческой нити. Деймона бросало в дрожь, едва он вспоминал об этом.

Финал . Что может быть финалом? В этот поздний час в улье обычно оставались только он и Вэнс. Она наверняка бродит возле стеклянного загона, приседает на корточки и улыбается чужому, что-то шепчет ему, едва дыша и сопровождая голос жестами, которые, по ее мнению, не должны восприниматься этой тварью как угрожающие. Сам Деймон воспринимал чужого как слюнявого монстра, который с удовольствием разодрал бы Вэнс на части, что бы она ему ни нашептывала.

И все же… что если он ошибается и теория Вэнс в чем-то верна? Любой, у кого есть хотя бы частица мозгов, не мог не заметить, что чужой узнаёт ее. До сих пор никто ничего не говорил о том, что станет с исследовательской программой, когда он закончит свое сочинение, потому что Деймону все время хотелось чего-то большего. Он создавал «Симфонию ненависти» как свою лебединую песню, но эти звуки были такими возвышенными, настолько превосходящими все его предыдущие смеси, что Деймон не мог даже представить себе, что «Синсаунд» не позволит ему оставить чужого для дальнейшего использования. Многое, конечно, будет зависеть от того, насколько успешно законченное произведение будет продаваться в магазинах и подаваться в клубах, но он пройдет по этому мосту, когда наступит время. Однако мечты мечтами, а финал еще предстояло сделать.

Чего же не хватает? Этот вопрос так давно и неотступно преследовал Деймона, что именно бесконечные усилия Вэнс найти способ общения с чужим натолкнули его наконец на ускользавшее недостающее звено. До сих пор все издававшиеся Моцартом звуки так или иначе вызывались болью и не знающей сострадания яростью. Эта тварь была начисто лишена способности мыслить и действовала, руководствуясь только инстинктом. Отсутствующее звено — такой общеизвестный, такой элементарный мотив, он все время был на поверхности, буквально умолял композитора найти ему место в симфонии. Произведению Деймона недоставало чувства сострадания, эмоции, окрашенной жаждой близости , как раз такой, которая, по общему мнению, не дана чужому самой его природой.

Или дана?

Дать ответ на этот вопрос может только она, думал? Деймон, уставившись на Дарси Вэнс. Именно эта женщина, увлеченная своим дурацким, явно бесполезным изучением нрава Моцарта. Больше не сомневаясь в этом, Деймон выхватил из кармана пузырек с желе, открыл крышечку и выпил жидкость. Королевское желе квинтэссенция самого этого чудовища, должна подсказать, что надо делать. Желе давно не только подсказывало, но и показывало ему правильный путь.

Он уже преодолел барьер активной реакции организма на это вещество и теперь редко терял сознание или связь с реальностью после приема дозы, в его сны наяву больше не вторгались ни родители, ни учителя. Не в первый раз Деймон удивлялся тому, как много странных воспоминаний таилось в уголках его сознания, осколков давно забытых слов и мелодий, которые он писал когда-то, которым могло найтись место в этой грандиозной теме. Пока он боролся за сохранение четкого восприятия окружающего, какое-то воспоминание порхало в его голове, шурша словно рассыпавшийся в пальцах сухой листочек, отдаленно напоминая едва слышный и почти забытый напев «Liebestod» из «Тристана и Изольды» Вагнера.

Любовь и смерть. Любовь — понятие для Моцарта неведомое, чуждое ему точно так же, как чужда человеку биологическая природа этого монстра. Чувствует ли он привязанность к чему-то? Кому-то ? Большинство ученых-биологов и биоинженеров смеются над самой мыслью об этом, но некоторые вроде Дарси Вэнс продолжают на это надеяться. И разве к одному человеку Моцарт не привязался — как бы сама эта тварь с планеты Хоумуолд ни определяла для себя смысл подобного эмоционального настроения — больше, чем к остальным?

Симфонии недоставало, соображал Деймон, поглядывая сквозь щели век на Дарси Вэнс, сновавшую по улью, истинной утраты , боли расставания с каким-то бесценным сокровищем, которое не вернуть. До последнего момента его композиция была мелодией слепой ярости и инстинктивной беспощадности. Чтобы заставить глубоко презираемую им публику слушать искренно, он должен сделать нечто такое, что позволило бы голосу Моцарта звучать душевной мукой, таким страданием, которого от этого чудовища никто и не ожидал.