Любовь Пушкарева - Синто. Героев нет

– Хотите ли вы сделать заявление? – причем это прозвучало, как «ну давай, нечего играться, доигрался уже».

– Да, я хочу заявить на ОЛири-Багена. Классификация на ваше усмотрение. Этот человек хотел убить обездвиженного, не имея на это серьезной причины.

Жених и родной брат отделались штрафами и испорченными эгофайлами, вряд ли они теперь найдут жен. А ОЛири-Багена приговорили к изменению психики и принудительным работам. Жесткий приговор, я даже не ожидал: изменение психики – «оболванивание» применялось только к убийцам. Естественно, обвиняемый подаст на апелляцию, но судья был очень спокоен и уверен, что суд Сагасе подтвердит его решение. Кстати, вряд ли теперь кто-то позарится на эту дуру: одно дело по-тихому трахаться с кем попало, а совсем другое – подстрекать на убийство, подставлять своих братьев и жениха, да еще и семью разорять.

Я опять зажил в прежнем ритме – сад, занятия, больница, занятия, стараясь забыть о том, что произошло, и стараясь не появляться в деревне. Так прошла пятидневка, солнечным утром я возился в саду, подкармливая и поливая деревья, когда почувствовал чей-то взгляд. Ара-Лин. Она стояла под яблоней и улыбалась, глядя на меня.

– Привет, братец, ты все хорошеешь. Только где ты столько синяков набрал?

Не помня, как оказался рядом с ней, я стал покрывать поцелуями ее лицо, смутно осознавая, что поступаю совсем не по-братски, с замиранием сердца ожидая, что она отстранится. Но она улыбалась, не отстраняясь, но и не поощряя. Наконец я смог думать, вернее, осознавать и контролировать свои действия.

– Я так рад тебя видеть, – прошептал я ей на ухо, извиняясь за свою несдержанность. Боже, ведь в нашу последнюю встречу, она плавала в регенераторе…

– Я тебя тоже, братец. Не слишком ли ты быстро растешь? По-моему, ты еще сантиметр набрал.

– Нет, только полсантиметра. Не волнуйся, я ведь под каждодневным наблюдением.

– А мышцы… Красота какая, – и она прошлась руками по моим плечам и груди; от этого прикосновения у меня сбилось дыхание.

Я был без рубашки – любая одежда мешает, когда ты весь в регенерационных нашлепках. Неужели она считает красивым то, что видит? Мне самому одинаково противно видеть что свои шрамы, что нашлепки на их местах, к тому же они дико чешутся.

– Чешутся? – спросила она сочувственно.

Я кивнул.

– Мой тоже…

– Тебе, наверное, неприятно, что… осталась такая отметина?

– Нет. Мне все равно. Я бы не стала так мучиться, чтоб убрать этот шрам, но по правилам семьи моей мамы, на теле не должно быть особых отметин, даже родинок.

Это ужасно глупо, но мне было приятно, что ее не раздражает этот след от ожога, который был, в общем-то, напоминанием о нашей встрече. Мы пошли в дом, говоря о всяких пустяках. Мне очень хотелось спросить, как все прошло, потому что вчера в ее эгофайле появилась запись: «Имеет опыт тактического командования космическим боем». Что означала эта расплывчатая фраза? Ведь не могли же ее поставить руководить акцией против пиратов… Когда я заваривал для нас чай, она сама все рассказала коротко и без подробностей – операция прошла успешно, жертвы есть, но меньше, чем могло быть, в общем, все довольны.

– Ты не выглядишь довольной, – заметил я.

– Просто устала… Но я рада, что справилась со всем, и что теперь я просто некст семьи послов.

Я молча посмотрел на нее, давая возможность осознать оговорку, и объясниться, но ни на чем не настаивая.

– Командующая операцией заболела, и главной поставили меня, – все же сказала она.

– Теперь ясно, почему ты устала, – произнес я с улыбкой, она не хотела продолжать этот разговор, значит, поговорим о другом.

Она все-таки опять вспомнила о моих синяках и выспросила все. Я не хотел ей рассказывать, но не отвечать на вопросы не мог, а она их задавала профессионально и бесстрастно. К концу этой беседы мое настроение упало ниже нуля по Цельсию.

– Ты поступил во всем правильно. Нигде не допустил ошибки, – задумчиво сказала она. Я в удивлении посмотрел на нее.

– Извини, что допрашивала тебя, – продолжила она. – Но я за тебя беспокоюсь. В случае апелляции первого ОЛири я подам прошение об остракизме семьи и прослежу, чтобы суд Сагасе подтвердил решение местного судьи, хотя тут проблем возникнуть не должно.

– Почему?

– Потому что ОЛири-Баген – сексуальный садист и инициатор убийства, таким власти просто обязаны промывать мозги.

– Если ты вмешаешься, то практически заявишь о наших отношениях. А я не член семьи и просто никто тебе… официально.

– Не морочь себе голову. Все, кого это касается, уже и так о нас знают.

У меня опять на душе стало светло – несмотря ни на что, она испытывает ко мне теплые чувства, пусть не любовь, но что-то очень похожее. Ужасно хотелось ее обнять и поцеловать, но я и так сегодня испытывал ее терпение. Ведь если я начну виснуть на ней, это ей быстро надоест. Наверное, мои мысли были написаны на лице, что-то я сегодня не могу себя контролировать. Ара-Лин усмехнулась и чмокнула меня в щеку.

– Покорми меня. Я есть хочу, – дурачась, сказала она.

И тут я с ужасом осознал, что еды в доме, собственно, и нет. Я ем овощи и гадость, которую мне готовят каждый день в больнице, с необходимым лично мне набором веществ. Даже хлеба нет, не предлагать же ей листья салата с яблоками. Пока я думал, Ара-Лин добралась до холодильника.

– Какая гадость! И сколько тебе еще так мучиться? – спросила она, увидев баночки с серым и желтоватым содержимым.

– Примерно полгода.

– Да, есть нечего… Ну что, полетели в деревню.

Опять я себя выдал.

Она подлетела ко мне и взяла лицо в ладони.

– Хватит клекнуть, Даниэль! – встряхнула. – Ты уже не ребенок среди злых и сильных взрослых! – встряхнула. – Хватит замирать и прятаться! Нападение – вот лучшая защита, – встряхнула. – А ты уже можешь нападать! Кусай словом, кусай делом, кусай всех, кто пытается тебя унизить!

К концу речи гнев в голосе сменился просьбой. Я усадил ее к себе на колени и обнял. Ей больно ЗА МЕНЯ.

– Я понял. Просто сразу, наверное, не получится, но я буду стараться.

– Только не превращайся в злобного и ехидного…

Я усмехнулся.

– Нет, только немножко брони и когтей… Полетели в деревню.

Мы обошли все пять магазинчиков. Местные были в шоке – я с девушкой в армкамзоле, первый ранг, некст. Ара-Лин вела себя как… не знаю, гейша, наверное. Она не кокетничала и не стреляла глазками, как местные девушки, но то, что она боец и имеет отношение к военным, догадаться было невозможно. Зато было видно, что ей хорошо рядом со мной, и что я ей нравлюсь. Естественно, в присутствии такой знакомой никто не посмел даже косо на меня взглянуть, не то что гадость сказать. А может, я сам себя накручиваю, не все ведь такие, как ОЛири.