Майкл Харрисон - Вирикониум

Эшлим неловко потоптался посреди комнаты. Он чувствовал себя лишним. Его терзало чувство вины, он не находил себе места — не столько от сознания предательства, которое он собирался совершить, сколько от неспособности что-то изменить. Никогда раньше он не задумывался о том, что серые половицы в этой комнате давно не крашены; о том, что от сырости портятся холсты, сваленные по углам; о состоянии мебели. Он уже открыл рот, чтобы сказать: «В Высоком Городе о тебе позаботятся», — но передумал. Вместо этого он принялся разглядывать две новые картины без рамок, которые висели на стене. Обе изображали Толстую Мэм Эттейлу, сидящую на полу и тасующую карты. На одной художница сделала надпись: «Дверь в открытие!» Обе были написаны небрежно, словно наспех, и напоминали карикатуры. Казалось, Одсли Кинг разуверилась в собственном мастерстве… или потеряла терпение. А может быть, ей просто надоела модель.

— Тебе не стоит перетруждаться, — заметил Эшлим.

Одсли Кинг вскинула брови.

— Перетруждаться? Разве это труд! — она потянулась к наброску, сделала быстрый мазок, с отвращением посмотрела на получившуюся линию и размазала ее крупными длинными пальцами. — Когда я жила в деревне, то рисовала с шести утра и до самой темноты…

Она засмеялась.

— «Шесть утра, и желтый хром вновь царит в природе!» Знаешь, откуда цитата?.. У меня никогда не уставали глаза. Вспаханные поля тянутся до самого горизонта, как мрачные мечты, и теряются где-то в тумане. Над ними орут грачи, взлетая с вязов. Мой муж…

Она осеклась. Ее губы горько изогнулись — сначала от жалости, потом от презрения к самой себе.

— …И ты хочешь сказать, что это шедевр!

Она ударила по холсту с такой силой, что уголь сломался. Мольберт закачался, сложился и с грохотом рухнул.

— Это маковое поле, которое мы засеяли! — крикнула она, глядя в пространство. — Оно похоже на оркестр, где музыканты не замечают дирижера. Я брежу?

Внезапно она упала на подушки. Кровь струйкой стекла изо рта, сбежала по руке и впиталась в парчу. Одсли Кинг беспомощно опустила глаза.

— Мой муж тоже был художником. Много лучшим, чем я. Показать?

Она попыталась встать, но тут же снова упала и прижала к губам носовой платок.

— Конечно, ничего не осталось… — ее взгляд сосредоточился на Эшлиме. В глазах у нее стояли слезы. — Нет-нет, все в порядке, спасибо.

Эшлим встревожился. Одсли Кинг никогда не была замужем. Прежде чем переселиться в город, она жила с родителями — насколько ему было известно. Она приехала сюда несколько лет назад, и ни одной картины с того времени не сохранилось.

Кровь словно вынесла на поверхность какую-то внутреннюю трагедию, которая до сих пор таилась под спудом и вот теперь раскрылась в этом необъяснимом заблуждении. Одсли Кинг стиснула запястье Эшлима и подтянула художника поближе. Смущенный, он смотрел на ее хрупкое лицо, белое, как гардения, с заострившимися чертами и странными жадными складками в уголках губ. Она прошептала что-то еще, но на середине фразы уснула. Через миг Эшлим мягко освободился и словно во сне вышел в коридор.

— Эй, Буффо, — сказал он.

Это изначально входило в их намерения — дать Одсли Кинг настойку опия, хотя ни один из них, по правде говоря, толком не представлял, как это сделать. Она ела очень мало. Решено было влить настойку в стакан вина.

Но как убедиться, что художница его выпила?

Похоже, теперь нужда в снадобье отпала, но Буффо был неумолим и настаивал на точном соблюдении плана. В любом случае, Одсли Кинг досталось меньше, чем надо: едва жидкость попадала ей на язык, она начинала стонать и отворачивалась с ловкостью и упрямством инвалида, который боится заснуть, потому что уверен, что может уже никогда не проснуться. Почти все вино стекло по щеке, однако кое-что она проглотила. Результат был кошмарный. Женщина на мгновенье села, вытянулась в струнку и, по-прежнему не открывая глаз, внятно произнесла:

— Lesmorts, les pauvre mortes, ont de grand doleurs… [23] Мертвые, бедные мертвые, как велики их мучения (фр.) . Майкл?

Буффо шарахнулся в сторону и разлил остатки снадобья.

— Что? — завопил он. — Нас уже нашли?

Эшлим, который видел, что женщина просто разговаривает во сне, попытался оттащить от нее астронома. Тот упорно сопротивлялся, дергая своего друга за одежду и волосы.

— Перестань шуметь! — нетерпеливо зашипел Эшлим. — Ты что, спятил? Хочешь ее разбудить?

При слабом свете лампы, толкаясь и шикая друг на друга, они на цыпочках подошли к дивану, стараясь, чтобы неприколоченные половицы не заскрипели. В воздухе разливался густой, тяжелый запах опия.

— Она ничего не выпила!

— Тем не менее.

Тут Одсли Кинг застонала, словно пытаясь обратить на себя внимание, и упала на подушки. Спасатели прекратили споры и уставились на нее. Рот художницы приоткрылся, она начала посапывать.

К удивлению Эшлима, Великий Каир согласился ждать их на рю Серполе с ручной тележкой. План заключался в том, чтобы вынести Одсли Кинг, завернув ее в старую льняную простыню, которую притащил Буффо. В это время карлик должен был следить, чтобы никто не вошел в дом. Тем не менее Эшлим волновался. Руки и ноги женщины обмякли, она оказалась тяжелее, чем он ожидал — учитывая то, как долго ей пришлось ожидать избавления.

— Давай быстрее! Если он забеспокоится, то поднимется сюда и все испортит!

Казалось, кожа Одсли Кинг пышет нестерпимым жаром, ее запрокинутое лицо с темными кругами вокруг глаз и струйкой засохшей крови выглядело осуждающим, насмешливым, удивленным. Эшлим и Буффо бестолково носились вокруг и никак не могли перетащить ее с дивана на простыню. Ситуация становилась просто невыносимой.

— Мы убили ее! — пробормотал портретист.

Вся эта идея была безумием от начала и до конца. Эшлим больше не мог себя обманывать.

— Сюда в любой момент может ввалиться это создание, вооруженное до зубов!

В конце концов Буффо пришлось самому завернуть Одсли Кинг в простыню, Эшлим стоял в стороне, держа в руке тупую иглу-шагалку, и готовился сделать несколько длинных, свободных стежков.

— Теперь маски. Живее!

Буффо переодевался в углу. Астроном переминался с ноги на ногу на холодном полу, обматываясь зелеными лентами, от него исходил терпкий запах камфары. Чтобы не смущать друга, Эшлим перевернул несколько карт, лежащих на полу, потом стал разглядывать желтобрюхие тучи, нависающие над рю Серполе. Он начал склоняться к мысли, что их план в итоге может увенчаться успехом. Если удача улыбнется, он предложит Одсли Кинг поселиться у него в мастерской, и она снова вернется к жизни. Надо только позаботиться, чтобы Рак и маркиза Л. держались от нее подальше. В конце концов найдутся другие покровители и другие агенты, которые захотят ее пригласить. Эшлим забарабанил пальцами по подоконнику.