Николай Полунин - Харон

Перевозчик коснулся руля. Он и Ладья стали одним целым.

Как все Миры не могут обойтись без Перевозчика, так и каждый из Миров не обходится без своего Стража или даже нескольких. В момент описываемых событий и в нашей части нашего Мира жил и действовал свой Страж, призванный Мирами на место предыдущего. Пригодность и целесообразность — вот два критерия, по которым призываются живущие на службу Мирам, это абсолютное правило. Во всем остальном они могут различаться до противоположности. Вот и сменивший своего предшественника в нашем Мире был совершенно не похож на него по своим чисто человеческим качествам. Другого склада был человек. Но конечно, как это бывает у Стражей, в начале своей работы он учился. Его учили.

Всякий раз это бывало по-разному.

То вдруг, словно сотканное из тысяч крошечных деталей, миллионов штрихов, появлялось изображение лица, которого никогда прежде не видел, человека, с которым не встречался, но теперь начинало казаться, будто знакомы всю жизнь, и надо непременно его найти, и как можно скорее. Мучительное ощущение не отпускало, обращаясь в нестерпимый зуд действия, которое разум понимать отказывался. Облегчение наступало с первыми же предпринимаемыми шагами. Стоило лишь… ну, хотя бы выйти из дому с мыслью, что отправляешься на поиски. Внизу, по пути к стоянке, где он держал свою «Вольво»,

начинало приходить понимание, куда примерно нужно отправляться, в какую сторону ехать. За рулем это понимание превращалось в уверенность. И он ехал, и находил, и удивлялся. Сначала.

Бывало, его охватывала тяга к путешествиям. К поездке в совершенно определенную точку страны. Он никогда не знал заранее, куда ему захочется отправиться, и со временем приспособил держать под рукой Большой географический атлас России. Он перелистывал его и на какой-то странице чувствовал: то! Карта будто сама разрасталась, приближаясь к глазам, и буквально через считанные минуты он уже знал, в какой именно пункт отправится на этот раз. И за кем.

Случалось, прямо посреди белого дня начинали одолевать смутные видения каких-то иных мест, улиц, домов, пейзажей, призрачно ложащиеся на те, в которых он пребывал в настоящий момент. Поначалу пугающие, они очень быстро выказали свою полную безвредность и отчасти даже управляемость — усилием воли и мысли он научился отодвигать их в сторону, уменьшая, как переводится на маленький экранчик в углу главного изображения картинка параллельной программы в продвинутых телесистемах. Однако если он немедленно не начинал действовать, чтобы разобраться, определить, что ему показывают и где это может находиться, картинка самовластно вырастала, захватывая все большее и большее количество площади в его поле зрения. Он был вынужден подчиняться, и это, нужно отметить честно, было совсем не трудно. Как всегда, едва он начинал сам, ему тут же шли на помощь. Вдруг подворачивалась соответствующая страница справочника, приходило собственное воспоминание или, что чаще, какое-то внезапное озарение.

Несколько раз приходили письма от неизвестных адресатов. Короткие строчки указаний, отпечатанные, вытесненные, коряво написанные от руки. Он не сумел сохранить ни одного. Письма исчезали. Были телефонные звонки с разными голосами.

Детали складывались, пейзажи вспоминались, билеты всегда оказывались заказаны заранее.

Он имел счета в двух банках и карточку АСКО. Не Бог весть какие суммы, но они вдруг стали возрастать. Ежеквартальные поступления, как будто выплата стабильных дивидендов. Поразмыслив, он не стал поднимать вопроса об их источнике. Забросил все свои дела, свернул бизнес, полностью перешел в подчинение захватившим его неведомым силам, объяснения которым также не искал.

Это было похоже на негласную договоренность, тайный пакт, в котором стороны соблюдают взаимный интерес, ни в коем случае не переходя неназванных вслух, но хорошо ощущаемых границ.

Он увлекся. Ожидал следующих «сеансов» с нетерпением и азартом, гадая, в какую форму выльется новый контакт с запредельным и — что не менее важно — какой цифрой он будет обозначен в следующем поступлении.

И были новые собирающиеся пред ним образы, были имена и адреса, были письменные приказы, шепот в телефонной трубке, колдовски расширяющаяся, вбирающая панорама карты, озарения, были кусочки головоломки, обрывки зрительных воспоминаний и впечатлений, которые вдруг складывались в целое, в нужное, в то, чего от него хотят.

Вот только снов не было. Он вообще никогда в своей жизни снов не видел. Такого склада был человек.

В своей психической вменяемости он не сомневался. Слишком быстро ему сделалась ясна цель его поисков, которую преследовали управляющие им. Потому что всякий раз усилия его приводили к встрече с назначенным ему субъектом, разговором под тем или иным предлогом или просто так, «по ошибке», и для субъекта это заканчивалось… Понятно.

Собственно, самый факт его не особенно трогал. Гораздо важнее было то, что с точки зрения законности никаких претензий к нему лично предъявлять было не за что.

Он никому не рассказывал — по понятным причинам. Но ему и потребности в этом не ощущалось. Он, и только он был орудием высших сил, мечом Немезиды, волей Провидения, символом Божественной десницы, играющей смертными по своей, высшей воле.

А потом он получил власть во всей полноте. Он сам стал способен определять, кому еще оставаться, а кто должен уйти. То, что прежде «передавалось» ему, стало частью его существа. Он сделался почти… да что там — равен богам в решении людских судеб. Так он считал. Поднялся и встал вровень с высшими, которые избрали, научили и приняли его. Сами они теперь были ему не нужны, как и никто из жалких смертных, пребывание среди которых все более тяготило его, отмеченного знаком избранности. Но он был терпелив. Он понимал, что за первыми шагами последуют новые. И не ошибся.

Лишь одно мешало насладиться абсолютным могуществом — его взгляд, несущий Неотвратимую Предопределенность (так он именовал то, чем одарили его высшие силы), еще не был по-настоящему смертелен. Отчего-то он действовал не на всех, а лишь на тех, на кого — прежде — ему указывали, и на тех, кого теперь он, руководствуясь так и не постигнутыми им самим признаками, выделял из общей массы.

И свершилось. Высшие окончательно поверили в его послушание, его преданность, в его обращенность. Он обрел разящий без промаха, без исключения, на кого бы ни направил, любого в этом Мире, взгляд. Теперь никто не сможет безнаказанно встать на его пути. Он — высший суд, он — альфа и омега, он — сам выносит приговор и его исполняет.

Сомнения? Они не посещали его. Власть всегда была выше морали. Тем более врученная высшими. Он волен распоряжаться ею, иначе бы она просто не была ему дана.