Андрей Левицкий - Охотники на мутантов

- Дурак ты! Неумеха! Нас не спас, сам попался! Единственная надежда… единственная… - он всхлипнул. - Теперь все сдохнем здесь, кто от голода, а кого сожрут! - с каждым словом в голосе его крепчали истерично-безумные интонации.

- Молчи, - процедил Рамир, расстегивая ремень. Пряжка на нем была широкая, тяжелая, украшенная ритуальным цыганским узором. Сам ремень тоже дорогой, из очень крепкой кожи с металлическими прожилками, но сейчас не он интересовал Рамира. Сталкер повернул верхнюю пластинку пряжки, просунув под нее пальцы, потянул. Не видя, чем занят сосед, оборванный мужик встал на колени, вцепился в прутья и стал трясти, подвывая.

- Тихо ты, идиот! - цыкнул на него Цыган и вытащил из пряжки узкий треугольник металла с заточенными кромками.

Вновь огляделся. Толпа вокруг аномалии волновалась, в зеленом свете Рамир видел контролера, но маленькую худенькую девушку теперь не мог разглядеть среди пляшущих теней. Надо спешить, еще немного, и этот их ритуал начнется. В чем бы он ни заключался, девчонке не поздоровится, это уж точно.

На одном конце маленького клинка был стержень с резьбой, но сейчас Рамиру некуда было вкрутить его, и он просто покрепче сжал стержень пальцами.

- Всех сожрут, всех! - бормотал оборванец.

Цыган сел под решеткой и стал пилить основание прута. Просветы между прутьями были узковаты, чтобы вылезти, нужно было справиться с двумя.

С площадки доносилось щелканье, иногда потрескивала аномалия, пару раз до Рамира, будто дуновение горячего ветра, доносились словомысли - сталкер улавливал какие-то смутные образы, но толком не мог понять, о чем вещает жирный контролер. Рамир пропилил половину прута, две трети… Он вспотел, но ни разу не остановился. Сосед то замолкал, то принимался с надрывом причитать, Рамир не обращал на него внимания.

Запястье ныло, тянуло в левом плече. Хорошо хоть онемение в правой половине тела начало постепенно отступать. Когда оставалось всего ничего, краем глаза он заметил движение сбоку и замер, ссутулившись, стоя на коленях перед прутьями. Немного повернул голову - шестеро бюреров спешили из глубины поселка к поляне с аномалией. Они были выше ростом, стройнее соплеменников и внешне напоминали ту пару, что охраняла ложбину, - местные воины.

Сосед безмолвно раскачивался из стороны в сторону, сидя посреди клетки с безумным видом. Рамир не шевелился, искоса провожая воинов взглядом. Они даже не взглянули на пленников, спешили, чтобы увидеть начало ритуала. Как только бюреры прошли мимо клеток и оказались к нему спиной, Цыган сразу же вновь стал пилить - и спустя всего пару секунд щелкнуло последнее древесное волокно, заточка провалилась под пальцами.

И тут же оборванный сталкер с воплем бросился на прутья. Вцепившись в них, закричал вслед воинам что-то угрожающее. Двое повернулись, равнодушно посмотрели на него, тут же один громко защелкал, вскинув руку, ткнул в сторону Рамира.

Остальные тоже повернулись и после недолгого замешательства бросились к клетке.

- Идиот! - заорал Цыган на беснующегося соседа. Привстав, саданул по пруту, тот треснул, слегка накренился. Бюреры бежали к нему. Цыган ударил еще дважды, наконец выломал прут и со всей силы ткнул им сквозь решетку в татуированную морду воина, подскочившего первым. Тот опрокинулся навзничь, другой попытался ухватить прут, но Рамир пырнул его заточкой в брюхо. Тут сзади защелкало, сталкер развернулся - четверо охранников, открыв замок, ввалились внутрь.

В низкой клетке он не мог толком выпрямиться, драться было неудобно. Рамир ткнул одному прутом в морду и, кажется, выбил глаз, второго с размаху перетянул по ребрам так, что те громко треснули, но третий, обежав Рамира, упал ему под ноги, а последний налетел с разбегу, врезался всем телом. В клетку влезли оставшиеся двое. Цыган отшатнулся, зацепившись за жилистое тело, упал навзничь. Он нанес несколько ударов, попытался встать, но было поздно - бюреры погребли его под собою. Прут вырвали из рук, сталкер успел полоснуть заточкой по морде одного карлика и распорол украшенную татуировкой щеку, а потом лишился и этого оружия. Некоторое время воины пинали его, потом схватили и поволокли. Его вытащили наружу, сунули в соседнюю клетку. Рамир поднялся, хлюпая окровавленным носом, сплюнул густо-красной слюной. Клацанье, лязг, клетка дрогнула - он опять был взаперти.

- Всех нас сожрут! - донеслось сзади.

Это был очень толстый мужчина, Настька и не думала, что люди способны так разжиреть, - он напоминал кожистый шар, наполненный медом. С головы свисали черные косы, смазанные жиром, заплывшее лицо выглядело обычным, человеческим. И все же что-то было с ним не так. Пока он шел к трону под восторженное щелканье пигмеев, девушка хорошо рассмотрела толстяка. Ее поразили глаза предводителя пигмеев: они горели очень странным темным огнем. Не злобным, не агрессивным - просто чужеродным. Поверх закатанных до колена потрепанных штанов была надета соломенная юбочка, на шее висело коралловое ожерелье, запястье украшали нити красных бус. Весь он был какой-то косматый, темный, варварский… Настька вдруг вспомнила уроки истории в интернате, вспомнила слово: язычник.

Не обращая никакого внимания на своих обожателей, покряхтывая, сопя, толстяк начал взбираться по ступеням, а Настька следила за ним сверху расширенными от ужаса глазами. И ее хотят выдать замуж за этого… за этого Косматого?!

Незваный муж сел почему-то не на трон, а на торчащую из пьедестала железную балку рядом с автомобильным креслом. Девушка внутренне содрогнулась - бог пигмейского племени излучал угрюмую, грозную мощь, от него расходились волны черного тумана, от которого слезились глаза и першило в горле. Косматый громко, с натугой выдохнул, повернул к невесте напряженное лицо, глянул на нее из-под тяжелых век - ее будто обдало потоком горячего удушливого дыма, захотелось скорчиться, зажмуриться, закрыв голову руками. Лицо толстяка исказилось, искривились губы, в темной пасти зашевелился язык. Он заговорил, артикулируя с видимым усилием… или не заговорил, Настьке только показалось? Она не поняла - то ли Косматый проговорил это, то ли слова прозвучали прямо в ее голове? Или он одновременно издал какие-то звуки, под человеческую речь, и передал ей это же послание мысленно, Сложил прямиком в ее голову?

Так или иначе, она услышала что-то вроде «Почему ты связана?».

Придавленная льющейся от толстяка угрюмой силой, Настька заговорила срывающимся голосом:

- Меня ваши поймали. Говорят, что замуж выдают, а я не хочу…

«Не хочешь? - какое-то подобие удивления пробилось в словомыслях Косматого. - Почему ты не хочешь?»

- Не хочу замуж… - Слезы выступили у Настьки на глазах, когда она прошептала это.