Любовь Пушкарева - Синто. В одну и ту же реку. Часть 4. Чужие звезды

— Оставь, — удалось выговорить довольно четко.

— Ну как знаешь, я тебе других брюк не дам, — гаденько отозвался он, — Размерчик не тот.

Ну что сказать, не знаю сколько времени прошло, но я таки одолел застежку на брюках и радужные прогнозы Абеля не сбылись.

Разобравшись с первой потребностью, я задумался о жажде. Можно ли в этом «поселке» пить воду для гигиены? На большинстве планет данная вода считалась сугубо технической, а случайное ее потребление приравнивалось к легкому отравлению. Рисковать или нет?

— Можно? — раздалось за дверью. Какие мы вежливые, оказывается.

— Да.

Абель зашел с большущим стаканом воды. Оторвав взгляд от склянки, я глянул ему в лицо.

— Не отравлено, — зло буркнул он.

Непослушными руками я схватился за стакан и принялся пить, прикидывая, смогу ли я на своей яхте протестироваться на все яды и пато-организмы или же мне придется ждать прилета на родину. Травить быстрой смертью, после того как спас, это даже для Абеля перебор, а вот подсунуть примерно то, что я для него заготовил: «медленную ласковую смерть», этого, пожалуй, стоит ожидать.

— Ну что? Поговорим о деле? Или рано еще? Не очухался? — Спросил он, и после паузы сам себе ответил — Не очухался. Ладно. Сиди тут. Я подожду.

Заполучив столь необходимую воду, антидот принялся работать вовсю. Минут через десять руки слушались уже почти нормально и я вполне мог стоять на ногах, единственное, что омрачало радость от вновь обретенной частичной дееспособности, это набирающая силу ноющая боль во всем теле.

Через четверть часа я вновь использовал данную комнату по назначению и на все еще отказывающихся нормально двигаться ногах отправился на поиски очередной порции воды.

— Вылез?

Я промолчал, пытаясь сориентироваться, где мне найти кухню в этой квартире или то, что заменяет ее. На кухне должна быть питьевая вода…

Не дождавшись ответа, Абель вышел ко мне в коридор. Какое-то время мы молча рассматривали друг друга.

Может быть, сработала установка на то, что я не могу сейчас его убить, а значит ненависть абсолютно бесполезна и вредна. Может быть я поверил, что он не зашел бы в своих играх слишком далеко, а может неподдельное отчаяние звучавшее в ругани, пока он возвращал меня к жизни и некий такт, проявленный им за последние полчаса… Но ненависть ушла, уведя с собой желание отомстить. Я всмотрелся в него как будто видел впервые.

Полные, чувственные губы, привлекавшие других, и делающие его лицо отвратительным в моем восприятии, сейчас были опущены чуть вниз, в уголках залегла еле заметная горестная складка. Глаза припухли, обозначились тени под ними, высокий лоб пересекала еле заметная «хмурая» морщина… Хозяин жизни? Нет.

— Чего ты? — спросил он.

— Да ничего, — устало ответил я, — Воды дай.

— Пошли… Пошли в столовую, — засуетился он, — Тут недалеко.

Видя, что я могу грохнуться в любой момент, он все же не стал лезть со своей помощью. И где раньше он прятал свою тактичность?

Столовая оказалась «персидской»: низкие широкие диванчики и низкий же столик, то что надо моему вопящему болью телу. Абель тут же набрал воды из стилизованной баклажки, я выпил

— Давай о деле… — обронил я.

— Давай, — покорно согласился он и замолчал.

Пришлось продолжать мне.

— Чего ты хочешь?

Абель потеряно пожал плечами.

— Чего хотите вы?

И что ему ответить?…

— На данный момент ничего конкретного. Просто хотелось бы знать, готов ли ты к сотрудничеству в дальнейшем?

— Готов, — просто как само собой разумеющееся ответил он.

Ну и как реагировать на это «готов»? Куда его прилепить?

— Зачем ты устроил все это? — спросил я.

Абель пожал плечами.

— Злишь ты меня. Раздражаешь. Вот я и хотел сбить с тебя спесь. Я ведь говорил уже. Или ты не запомнил?

Я промолчал.

— Ты моих охранников убил, — бросил он в досаде.

— Ничего, новых наймешь, — буркнул я. У меня разболелось сердце, не давая сосредоточиться на разговоре.

— Как там Викен?

— Вляпался в одну тайну теперь сидит, ждет истечения срока давности, — я не стал что-то выдумывать, сказав правду.

— Да, с русами шутки плохи, — заметил Абель, — Но угрозы нет? Стереть не хотят?

— Нет. Убрать его не хотят. Да и не так уж долго осталось ему там сидеть. Год от силы.

Абель вдруг тихо расхохотался. Нет, ну все же психопат есть психопат.

— А спесь с тебя все же слетела…

— Что-то ты хреново выглядишь, — продолжил он. — Зря, наверное, я ждал пока ты очухаешься и поможешь мне с трупами.

Я пропустил эти слова мимо ушей, сердце ныло, грудь сдавили тиски. Действие «яда» или «защиты»? Но что могло их спровоцировать? Парализующие иглы, вроде бы не должны были, хоть я и получил овердоз.

— Абель, ты мне элкисы часом не вводил?

Он застыл на мгновение.

— Колись.

— А что мне оставалось делать!? Ты бы очухавшись, принялся добивать меня и слушать бы не стал!

— Да говори ты по существу!

— Ты получил пять игл, я ввел тебе один антидот, ты вроде задышал нормально. Я решил не рисковать, и дать тебе установку, чтоб ты не убил меня… Ввел элкис и ты стал подыхать. Тогда ввел еще два антидота и принялся за старые добрые методы спасения. Остальное ты вроде помнишь.

— Нужен еще один антидот третий, а лучше четвертый. Защиту заклинило. Нужно вычистить тело, чтобы она расслабилась.

— Нет у меня больше четвертого, один был, и тот на тебя извел. Третий сейчас поищу.

Я потащился вслед за ним, надо бы в аптечке подобрать себе что-то поддерживающее: глюкозу, соляной раствор, витамины может быть.

Введя всё и антидот напоследок, я расслабился прямо в манипуляционном кресле. Абель тихонько примостился напротив.

Не знаю, что меня дернуло… Я тогда плохо соображал и не вполне себя контролировал…

— Что Абель, только когда рядом кому-то еще хуже, затихает твоя боль?

Он вскинул глаза, впившись взглядом, я подумал, что он сейчас врежет мне, но закрываться не было сил. Секунда… Его лицо исказилось как от сильной боли, он закрыл руками голову, подтянул колени, пряча в них лицо, скрутился так чтобы занимать как можно меньше места. И заговорил…

Он стал рассказывать о себе, о своем детстве, юности. И своем отце…

Он говорил, говорил, говорил…

Вспоминая, вытаскивая упрятанное глубоко-глубоко.

А мне стало дурно — и не от препаратов. От его слов, от его воспоминаний. Я думал, что мой отец чудовище, хуже которого нет. Я очень ошибался.

В какой-то момент это стало нестерпимо. От психопатичной, опасной змеи ничего не осталось — передо мной сидел несчастный искалеченный ребенок, и выплескивал на меня свою боль.

И я тонул в ней.

— Абель… Абель… — позвал я.

Нет, меня для него уже не существовало.