Эдвин Табб - Майенн

По крайней мере, пока генератор стоит, в этом нет острой необходимости…

Дарока мягко позвал из-за приоткрытой двери своей каюты:

— Эрл! Не торопитесь, пожалуйста.

Казалось, происшедшая трагедия никак не отразилась на его самочувствии и внешнем виде; опрятность одежды, изысканность манер… На лице — ни тени беспокойства или сомнений. Он немного отступил назад, приглашая Эрла войти.

— Немного вина?

— Нет, спасибо.

— Это особое вино, — торжественно произнес Дарока, — и я могу поклясться, что вы никогда не пробовали ничего похожего. — Он извлек из саквояжа бутылку темного эбонитового стекла; на черном фоне поблескивали прозрачные серебристые пузырьки. Дарока поставил на стол два стеклянно-металлических тонких бокала и наполнил их. Эрл посмотрел на вино — создавалось странное ощущение, словно в жидкой смеси висели разноцветные легкие шарики-пузырьки, каждый — разного размера и оттенка.

— Новинка, — с гордостью произнес Дарока, протягивая Эрлу один из бокалов, — секрет виноделов Хаммашенда. Я думаю, что вы будете в восторге.

Дюмарест смотрел на свой бокал. Разноцветные пузырьки не смешивались, сохраняли индивидуальный размер и форму; они искрились на свету, поднимались и опускались за стеклом бокала, словно играли. Эрл пригубил вино, и почувствовал прохладу; еще глоток, потом что-то словно лопнуло на языке — и он явственно ощутил вкус меда.

Дюмарест почувствовал, как кто-то тронул его за плечо, и услышал встревоженный голос:

— Эрл, любимый, проснись! Проснись, Эрл!

Это была Майенн. Она убрала руку, увидев, что он открыл глаза, и встала рядом, тревожно глядя на него своими глубокими глазами. Эрл сел, чувствуя себя абсолютно разбитым и усталым. В голове проносились обрывки снов, фантазий, смешанных с реальностью. Он вспомнил разговор, вино и Дароку. Может, в вино было что-то подмешано? Черт бы побрал эти экзотические вина и размеренные беседы!

Майенн повторила:

— Эрл, пожалуйста, побыстрее!

— Сейчас, — он встал и сунул голову под кран с ледяной водой. Это немного помогло, ясность сознания постепенно возвращалась к нему. Одеваясь, он спросил тревожно:

— Селим?

— Он жив еще, Эрл, но с ним что-то происходит. Что-то странное. Я была с ним, пела ему; потом вышла, чтобы принести немного еды, а когда вернулась, он вдруг сказал, что слышал какие-то чужие голоса.

— Голоса в эфире? Другой корабль?

— Я не знаю, Эрл.

— А ты сама слышала их?

— Нет, Эрл, поэтому я и беспокоюсь. Селим выглядит так странно. Он спросил меня, слышу ли я то же, что и он, а когда услышал отрицательный ответ, — замкнулся и замолчал. А я побежала к тебе.

Селим повернул голову, когда они вошли в рубку. Свет здесь был выключен, горели только сигнальные лампы панели и экраны мониторов. Селим сидел очень прямо, его глаза сверкали, тело, казалось, налилось каким-то зарядом бодрости и энергии.

— Дюмарест, — произнес он настойчиво, — проверьте, пожалуйста, экраны.

— Ничего не меняется. Картина прежняя.

— И тем не менее, что-то необычное есть снаружи, рядом. Я слышал очень отчетливо, ясно. Слушайте внимательно!

Он коснулся тумблера настройки: статический неизменный сигнал нарушил тишину.

— Ничего, — снова произнес Эрл, напряженно всматриваясь в экраны, — капитан, может вам следует отдохнуть?

— Не волнуйтесь, я не схожу с ума, — с горечью сказал Селим, — и у меня нет галлюцинаций. Я еще раз говорю вам, что слышал этот звук, и он шел снаружи.

— Это были голоса, капитан, или что-то еще?

— Нет, это напоминало мелодию, песню. Женский голос. Вы должны помнить, мы уже с вами однажды слышали похожее.

Это было тогда, когда Майенн пела в пустоту, включив приемник, посылая свой голос к далеким звездам. Эрл посмотрел на нее вопросительно.

— Нет, Эрл, в тот момент я была не здесь, не в рубке.

— Но ведь ты пела капитану?

— Да, но гораздо раньше. Потом я вышла за едой, — она показала на чашку питательного супа, стоявшую на столе, — в тот момент я не пела и не включала приемник. Ты можешь верить моему слову.

Значит, это была иллюзия, галлюцинации, материализованное подсознательное желание Селима хоть как-то дать надежду команде и себе самому; звуки, несущиеся из пустоты и на самом деле не существующие в действительности…

— Но я слышал этот звук, — твердо сказал Селим, — он звучал громко и ясно. Я не мог ошибиться.

Эрл спросил, раздумывая:

— Майенн, ты помнишь песню, которую ты пела перед самым уходом?

— Да, Эрл.

— Спой, пожалуйста, ее снова.

— Прямо сейчас?

— Да, сейчас. — Дюмарест еще раз посмотрел на экраны и приборы: обычный пустой внешний фон, ничем не измененный. Капитан молча сидел в кресле, словно отстранившись от всего. Что ж, решил Эрл, пусть надежда слишком призрачна, но надо использовать даже самый ничтожный шанс. Иногда ультра-радио преподносит сюрпризы, и если это тот самый случай, то надо доказать очевидное, рассеять сомнения и иллюзии.

А Майенн пела. Мелодия была недолгой; глубокой и нежной. Когда она замолчала, Селим взглянул на нее и произнес:

— Да, то что я слышал, было похоже на эту мелодию, но не совсем. Чем-то оно отличалось…

Прошло несколько мгновений в молчании, и вдруг эфир ожил… Это просто эхо, казалось Эрлу, отражение музыки, словно она споткнулась о какую-то преграду и вернулась назад из бесконечности космоса. Может, кристаллы приемника способны воспроизводить очередность переданных волн, сложенных в мелодию, может что-то иное… Но Эрл уловил и отличие: вернувшаяся мелодия была похожа, очень похожа на оригинал, но не была его копией, его зеркальным отображением. Словно кто-то, услышав звук, попытался повторить его очень похоже, но абсолютной идентичности не получилось.

— Вы слышали? — Селим снова воспрянул. — Я же говорил, что я слышал это!

— Пой снова, — приказал Эрл, — пусть это будут отрывки разных мелодий, разделенные паузами.

— Эрл, но я…

— Сделай это, — Эрл был тверд, — ты должна понять, насколько это важно. Если мелодии окажутся идентичными, то, значит, мы имеем дело с отражением волн, не больше, но если ты уловишь отличие, то это может говорить о каком-то разуме недалеко от нас. Поторопись, и не волнуйся, пожалуйста.

Он прослушал мелодию, вслушиваясь в ответный эфир; Селим лихорадочно крутил ручки приборов, пытаясь изменить волну приема.

— Похоже, что эта частота пения — слишком низка, — сказал Эрл, — постарайся петь выше и сильней. Пой выше, звонче!

Майенн послушно изменила тональность пения; при ее голосовых данных технически это было несложно, она слишком волновалась и чувствовала важность и ответственность этих мгновений, но ее голос был хорошо тренированным инструментом, который она могла настроить на нужный лад, волну, тембр — при необходимости. Ее голос нес волшебную, могучую и необъяснимую силу, магию: он мог раздробить хрупкое стекло, заставить закипеть молоко, убить или оживить живое существо — все это было подвластно безграничным возможностям голоса Дженки, его диапазону, его глубине, колдовской силе…