Дэфид аб Хъю - DOOM: Ад на Земле

Когда-то, еще в колледже, когда семья наша разваливалась, я позволила уговорить себя обратиться к психоаналитику, и выбросила сотни долларов, чтобы услышать то, что уже знала. В идеальном друге я буду искать брата, которого мне всегда не хватает. Флай как раз то, что доктор прописал. А в идеальном любовнике – отца. Врач был фрейдистом, так что дальше его фантазия не заходила.

У женщин из Союза сестер, с которыми я протусовалась одно лето, с фантазией все было в порядке, но я не виновата, что мой детский опыт больше соответствовал фрейдистским стереотипам, чем дамским идеям. Просто так получилось.

Словом, я видела на лице Альберта решимость, он жаждал стать опорой для какой-нибудь Мисс Пан-Америка, от чего очень хотелось укоротить ему хвост. Подумать только, мы стоим, зажатые со всех сторон в темном, вонючем переулке, готовясь спасти человечество от нашествия адской нечисти, а бедняга озабочен тем, что я думаю о его религии.

Более незамысловатый мужик попытался бы урвать свое и пудрил бы мне мозги в том смысле, что человечество близко к истреблению, так что давай, мол, детка, пока есть возможность, займемся любовью – надо же думать о будущем, а не только о себе…

Но Альберт не таков, как, впрочем, и Флай. Очень по-разному, но оба джентльмены. А Джилл симпатичная молодая леди. Я могла оказаться в этом Армагеддоне с куда менее приятной компанией.

– Не буду врать, Альберт. У меня есть претензии к мормонам, но это не повлияет на наши отношения. Несмотря ни на что, я, хм-м, уважаю тебя.

– Спасибо, не хотелось бы на тебя давить, – сказал он вежливым, хотя, быть может, чуть холодным тоном.

А почему, собственно, мне не поговорить с этим мормонским богатырем, раз уж я открыла кое-какие подробности Флаю? Опять пришла в голову мысль, что с этим относительно чужим человеком легче быть откровенной. Как бы ни была я близка с Флаем, моим закадычным приятелем, между нами имелась некая преграда, через которую никогда не перешагнуть.

Попытайся я сказать Флаю: «Есть вещи, которых ты не понимаешь», – и он уставился бы на меня с выражением «что-ты-черт-возьми-несешь» на лице и заставил чувствовать себя глупой, взбалмошной девчонкой. Он бы сделал это не со зла, но от этого ничего не менялось.

Беда состояла в том, что я не могла обсуждать с Флаем некоторые вещи. По эмоциональным причинам, которые он не принимал в расчет.

– Знаешь, Альберт, – продолжила я, испытывая явную радость оттого, что произношу его имя, – я хочу рассказать тебе о брате.

– Что ж, готов выслушать тебя, но ты вовсе не должна, если…

– Он никогда не был, что называется, настоящим мужчиной. Наверное, из него бы не получился хороший пехотинец. На свою беду он был хорош собой… но опять же не по-мужски, а такой… женственной красотой. Сам знаешь, как это бывает: изящная фигура, белая кожа, длинные, как у девчонки, ресницы.

– Над ним смеялись, да?

– Пожалуй. В двадцать лет я весила на десять фунтов больше, то есть я хочу сказать, на пять килограмм… готовилась в армию.

– Представляю, каково ему приходилось.

– Потом стало еще хуже. Ребята в театре, те, что постарше – он заведовал сценой в «Спейслингзе», – начали к нему приставать. По-настоящему, агрессивно, там было много голубых. В театре такое случается, а кто это отрицает, тот никогда не работал ни в Л.А., ни в Нью-Йорке. Я даже не знаю, действительно они имели на него виды или просто дурачились, но Брос…

– Брос?

– Я тут ни при чем, это он сам. Ему дали имя Амброуз, но он называл себя Брос. Так вот Брос не на шутку испугался, что он голубой, понимаешь? И ладно бы он им был, тогда ему ничего не стоило бы сказать: «Да, я такой», – понимаешь? Но он не был голубым. Он вообще никем не был, так что совершенно спятил.

– Не знаю даже, что и сказать. У меня никогда не было таких проблем. Я всегда знал, что, кроме женщины, мне никто не нужен.

– А он пустился во все тяжкие и на каждом шагу пытался продемонстрировать свою мужественность, понимаешь? Швырялся девочками и норовил засунуть свой при-чиндал в каждую попавшуюся дырку. Однажды даже… – Я заколебалась.

– К тебе приставал? – задохнувшись от возмущения, воскликнул Альберт.

– Ну, этот номер у него не прошел, запретная зона. Я ему так двинула, что он не успел сообразить, как из вертикального положения перешел в горизонтальное. Вскоре после этого он связался с дурной компанией и потом вдруг решил перейти в мормонство.

– А к какой церкви принадлежит твоя семья?

– К епископальной, к какой же еще, по-твоему, могут принадлежать Сандерсы? Чем ближе к англиканской, тем лучше.

– И как долго он с нами пробыл?

– Восемь месяцев. Он переехал в Солт-Лейк-Сити, а через полгода опять вернулся в Голливуд. Кажется, он появлялся пару раз в вашей церкви на Оверленд-авеню, но потом нашел себе нового избавителя – наркотик «танк», знаешь такой?

– Не-а. Я вообще в этом деле профан… во всяком случае по части употребления. Твой брат сам виноват в своих бедах. Католиков, лютеран или баптистов ты бы тоже обвиняла, если бы он прибился к ним на своем пути в ад?

Слова Альберта заставили меня улыбнуться.

– Я и не думала, что ты такой красноречивый! Готова признать, что во мне говорит предубеждение. Когда я думаю о брате, то злоблюсь на религию вообще, но при мысли о мормонах мне становится просто нехорошо. По-моему, церковь толкает человека черт знает на что.

Альберт рассмеялся, и я подумала, что, пожалуй, стоит сбавить тон.

– Соборы тоже? – спросил он.

– Да, тоже! – отрезала я. Этот человек явно принимал участие в диспутах. – Все религии, особенно те, которые притворяются, что они вовсе не религии. Мол, только они приведут к Богу, обозначив верный образ жизни или нравственные принципы.

– Арлин, можно попросить тебя об одолжении? Пожалуйста, не говори Флаю о нашем разговоре. Мне нравится, какие сейчас в нашей группе сложились отношения. По-моему, не стоит делать ничего такого, что могло бы отвлечь Таггарта от его обязанностей.

– Я не стану болтать. Ты меня выслушал, и прекрасно. Альберт поерзал мощной спиной по стене, садясь поудобнее.

– Ты говоришь, брат пристрастился к наркотикам? Со мной тоже такое было, только по другой причине. Я не люблю распространяться о том времени, когда был снайпером в морской пехоте, это мое личное дело, мое и Господа. Но однажды мне дали задание уничтожить женщину, которую подозревали в том, что она отмывает деньги для колумбийского картеля «Абьера», вовсю занимавшегося наркобизнесом.

– Не велика потеря, – ляпнула я не подумав. Альберт придвинулся ближе, словно боялся, что монстры подслушают и доложат о его признании в ставку Сатаны.

– Я же сказал, Арлин, ее только подозревали, никаких доказательств не было.