Михаил Белозеров - Гибель Марса

Лехе же после всего пережитого и нервных разговоров срочно требовалась женщина. Они поворковали, как голубки. Я невольно прислушался. Леху несло по волнам чувств.

-- Красотка, -- сказал Леха, -- я мечтал о тебе всю жизнь...

-- Не может быть... -- мулатка засмеялась.

-- Я даже готов жениться...

-- В чем же дело? - все так же смеясь, спросила она.

-- Но я уже женат...

-- Ах, мне как всегда не везет!

Она знала, что он врет. Но это было частью ритуала ухаживания.

-- У тебя красивые ноги.

-- Да... -- просто ответила она.

Никто не помнил ее настоящего имени. А здесь ее действительно звали Красоткой. Она танцевала в кордебалете, была за мужем и имела ребенка. Потом все бросила, развелась, сделала себе большую грудь и вышла на панель. Такая жизнь ей нравилась больше.

-- Ты не могла бы поставить их на приборную доску?

-- А почему бы и нет, -- продолжая смеяться, ответила она. - Но если вас будет двое...

Она была в сапогах и расклешенной юбке, и конечно, все обнажилось. Леха запустил руку. Наверное, она была даже без трусиков.

-- Я могу и выйти, -- сказал я, нащупывая ручки дверцы.

-- Можете посмотреть... -- разрешила Красотка. - Но за это придется заплатить.

-- Не волнуйся, дорогая, деньги у меня есть, -- заверил ее Леха.

-- Покажи! -- потребовала она.

Они, хихикая, перешли на шепот и, похоже, договорились, потому что ее кудлатая головка опустилась Лехе на колени.

Я едва не зареве, как бизон. У меня не было женщины две недели, не считая мимолетного романа с Аллой. А Леха развлекался у меня под носом. Мне надо было срочно вернуться к Катажине и завалить ее в постель, ведь мы так и не помирились, а то, чем мы сегодня занимались, трудно было назвать любовью - скорее, обоюдным насилием. И во всем был виноват Леха Круглов.

***

Жора Мамырин жил на углу Староконюшенного и Арбата.

Знаменитые высотки Нового Арбата здесь на Марсе выглядели несколько по-другому. Во-первых, они были лишены такого количества стекла по соображениям климата, а во-вторых, были вылиты единым монолитом и имели округлые формы, как русские горки.

Поверху даже днем сияла реклама. Теперь же было темно, убого и безрадостно.

Красотка долго махала нам в след. Видать, Леха ей понравился.

-- А ты чего?.. - спросил Леха, умудряясь обернуться в мою сторону. - Я же ей хорошо заплатил!

-- У меня принципы, -- сказал я.

Хотя никаких принципов не было, я просто брезговал - воды в городе не было вторые сутки.

-- Ну и правильно, -- легко согласился он.

Без особых приключений мы свернули на старый Арбат и нашли трехэтажный дом номер 25, где на первом этаже размещался клуб "Африканда". В метрах десяти лежал убитый мужчина. От него уже попахивало. Я старался не смотреть в его сторону.

Окна клуба были закрыты металлическими жалюзи. Зато сбоку была обыкновенная филенчатая дверь. Мы долго барабанили - никакого результат. Я уже опасался, что на шум слетятся все "гирвасы" с округи, когда дверь внезапно открылась - из нее выставились зрачки двустволки.

-- Чего надо?

-- Мамырина... -- сказал я, остерегаясь створа двери.

-- Нет здесь такого!

Дверь закрылась.

Мы снова принялись стучать. Когда дверь открылась, я изловчился и просунул ногу.

-- Если я по ней выстрелю? - ехидно осведомился человек.

-- Нам нужен Жора Мамырин, -- с просящей миной на лице сообщил Леха. - Мы коллеги по работе... Журналисты... - Он сунул в дверь удостоверение.

-- Ну так бы и сказали. А его все равно нет! -- злорадно ответил человек.

-- А где он? - терпеливо спросил я.

-- Не знаю, -- все так же неприязненно ответил человек. - Приходите завтра.

-- А ты кто?

-- Какое тебе дело!

Тогда я рванул дверь на себя и вытянул наглеца наружу. В руках у него действительно была берданка времен царя Соломона. И он пальнул.

Если бы не альдабе, не знаю, что со мной было. Правда, человек пальнул в воздух, да и ствол я успел отклонить в сторону. Но все равно ощущение было не из приятных. Я сразу же оглох на левое ухо, хотя пальнул человек всего-навсего из одного ствола.

Человек был сед, стар и тщедушен, но с норовом.

-- Слушай, -- возмутился я, отбирая у него ружье. - Вот накостыляю, чтобы неповадно было.

Леха тряс головой. Оказывается, выстрел произвел на него не меньшее впечатление, чем на меня.

-- Петрович, кто там? - спросил женский голос.

-- Так... х-х-х... к тебе пришли... -- Петрович уставился в темноту дверного проема.

При всей комичности ситуации он однако умудрился сохранить достоинство.

-- Если ко мне, то впусти!

-- Отдай ружье! -- потребовал Петрович.

-- Больше ничего не хочешь? - ехидно осведомился Леха, который сразу его невзлюбил.

-- Отд-а-а-а-й, -- как пятилетний, заныл старик, протягивая веснушчатые, костистые ручки с траурной каемкой под ногтями.

-- На! Только не балуй! -- я сунул ему берданку, чтобы он только заткнулся.

Мы вошли в подъезд. Здесь было темно и пахло преотвратительно. Крутая лестница вела наверх. Там в дверном проеме застыла странная фигура в домашнем халате -- квашня на палочках, то бишь ножках. Что-то знакомое почудилось в этом квадратном, непомерно толстом создании с кабаньим загривком.

Леха озадачился и с ехидцей в голосе тихо произнес:

-- А где Жора? Это не Жора...

-- Знаю... -- так же тихо ответил я.

-- Вы к кому? - спросила квашня на палочках.

-- Нам нужен Мамырин.

-- Всем нужен Мамырин, -- повторила она рефреном за нами.

-- Мы из "Петербургских ведомостей", -- добавил Леха.

-- Все из "Петербургских ведомостей", -- как эхо, отозвалась квашня на палочках.

-- У нас дело... -- объяснил я, понимая тщетность наших усилий.

-- У всех дело...

-- Мы поднимемся? - галантно осведомился Леха.

Женщина молчала. Я шагнул на первую ступеньку.

-- Петрович... -- как-то странно произнесла она.

Петрович вскинул свой дробовик и ткнул меня в спину.

-- Не надо стрелять, -- попросил я. - Мы все поняли и уйдем.

-- Петрович! - снова произнесла квашня на палочках.

-- А ну топай! - надавил он ружьем и заставил нас подняться по лестнице.

Мы очутились в темном гостиничном коридоре, освещенным только светом из комнат. Теперь я понял, откуда несло мочой и человеческим испражнениями.

-- Давай! Давай! - подталкивал нас Петрович.

-- Вот ваш Мамырин, -- сказал квашня на палочках, кивая куда-то в глубину.

В комнате с голыми стенами на полу среди хлама, в луже бурой крови лежал голый человек. У него была такая поза, словно ему выстрелили в спину.

-- Хорошо... -- согласился я, опасаясь за свою и Лехину жизнь. Петрович все еще держал ствол дробовика под моей лопаткой. -- Здесь произошло убийство. Мы все забудем и уходим.

-- Петрович! - снова приказала квашня на палочках.

-- Топай! Топай! Ходят здесь всякие! Говно разносят!

Он так ударил меня прикладом, что я, невольно наступив Лехе на ноги, был вынужден ускорить шаг. Почти бегом мы достигли конца темного коридора и свернули вправо. Теперь в окнах комнат, которые выходили на Старый Арбат, мелькали знакомые фонари и брошенные торговые палатки. Там царила зима. Мне даже показалось, что на заснеженных крышах домов сидят астросы, а по брусчатке маршируют черные ангелы с нибелунши на плечах. Слева же было лето - яркое, желтое солнце (почти, как на Земле) било в окна. Голубое, бездонное небо ласкало глаз. Петрович гнал дальше.