Михаил Ахманов - Путь на Юг

Голубая извилистая лента Ксидумена отделяла Хайру от Ксайдена, центрального материка. Ксидумен протянулся в широтном направлении на одиннадцать тысяч километров, словно поглотив самые известные моря Земли — Средиземное, Черное, Каспийское, Аральское. Этот огромный пролив между двумя материками сквозным коридором соединял Западный океан с Северокинтанским, расположенным, по земным меркам, где-то на месте Восточной Сибири, Камчатки и Японии.

Центральный материк, по площади приближавшийся к Евразии, состоял из двух субконтинентов, соединенных Перешейком — полосой суши, похожей на сапог Апеннинского полуострова, увеличенный раз в шесть-семь. На востоке, за Перешейком, выступали угловатые контуры Кинтана, также полностью лежавшего в Северном полушарии. Эта отдаленная и загадочная земля по площади не уступала Южной Америке, слегка напоминая ее и своими очертаниями.

К западу от Перешейка находился собственно Ксайден. Его северная часть, прилегающая к Длинному морю, была обитаемой с древнейших времен; тут расположились и Айденская империя, и эдорат Ксам, и разбойничьи княжества Диграны, и десятки других больших и малых государств, вольных торговых городов, протекторатов, регентств и королевств. Слегка сужаясь, Ксайден простирался к югу, тянулся к другому полушарию, как и Хайра, купая свои берега в водах двух океанов, Западного и Южнокинтанского.

Однако в полутора тысячах километров от экватора четкие контуры береговой линии Ксайдена размывались, и желтая чистая поверхность пергамента зияла пустотой неопределенности. Где-то здесь пролегла граница Великого Болота, у которой Одинцов закончил свою экспедицию; чудовищная непроходимая топь перегораживала Ксайден от океана до океана, не то рассекая его на две части, не то отделяя от центрального континента другой, южный материк. Над этой трясиной, смесью грязи и солоноватой гнилой воды, поросшей кое-где чудовищной и странной растительностью, был задернут полог зноя. Айден был, вероятно, ближе к своему светилу и оказался теплее Земли, так что жара в экваториальной зоне могла достигать невероятных величин — шестидесяти и более градусов. Одинцов попытался припомнить, при какой температуре сворачивается белок, и мрачно хмыкнул. Кажется, около семидесяти? Тогда понятно, почему ни один корабль из Айдена или Ксама не сумел пробиться в Южное полушарие… Жуткий зной, вулканические островные цепи и безбрежные поля водорослей непреодолимы для любого парусного судна…

При воспоминании о той удушающей влажной преисподней, на пороге которой он стоял три месяца назад, Одинцов снова почувствовал жажду. Подняв кувшин, он надолго приник к его холодному краю, не замечая, как струйки сока текут по шее под тунику. Да, там, у Великого Болота, любой из них отдал бы полжизни за глоток такого напитка!

Опустив сосуд на стол, он с мрачной улыбкой бросил «зажигалку» туда, где за линией экватора желтела пустота. Он почти не сомневался, что за сотнями и сотнями километров болота находятся открытые воды, море или пролив, а за ним — еще один материк, Терра Инкогнита, Неведомая Земля. И в ней, скорее всего, тоже обитают люди. Люди, умеющие делать электронные приборы; люди, которые не желают, чтобы их беспокоили воинственные варвары из другого полушария. Одинцов покосился на дар Арьера, на вазу-раковину, потом — на «зажигалку»-фатр. От первой веяло тысячелетней древностью; казалось, что ее странные чарующие формы не могут быть делом человеческих рук. Вторая будто бы только вчера сошла с конвейеров «Дженерал Электрик» или ИБМ.

С глубоким вздохом он аккуратно свернул пергаментный лист в трубку и запрятал в потайное отделение шкафа вместе с прочими своими сокровищами — вазой, кинжалом и «зажигалкой». Солнце опускалось за каменную стену, парк погрузился в полумрак. Пора. Златовласая ждет. Единственное существо в этом мире, которое знает крохотную частицу правды о нем. Всего лишь то, что он — не Аррах бар Ригон. Кто же тогда? Дальний родич из Хайры, которого она любила… Человек, заменивший ей Арраха, прежнего суженого…

И они будут любить друг друга сегодня, любить со всем пылом юности, жадно и нежно, как в тот самый первый раз в саду… Потом уснут, усталые и счастливые… И тогда придет ЭТО. Может прийти.

Уже пять или шесть раз Одинцова беспокоили внезапные ночные атаки. Они начались давно, с месяц назад, когда экспедиция миновала зону пограничных лесов, вступив на прибрежную равнину. Казалось, после той памятной ночи, когда он сражался с ксамитами и встретил Р'гади, Шахов с Виролайненом оставили его в покое. Но нет! Теперь Одинцов понимал, что старый академик, скорее всего, был занят совершенствованием своей дьявольской машины.

Теперь Виролайнен начал пристрелку. Попытки установить контакт были очень слабыми и кратковременными, но Одинцов сумел уловить нечто новое — и пугающее. Исчезло ощущение неимоверно тонких пальцев или щупальцев, шарящих в мозгу, прекратились ночные кошмары; теперь взломщик проникал в его голову, обутый в мягкие шлепанцы, и поднимал крышки тайных ларцов его разума руками в бархатных перчатках. Пока он еще замечал эти вкрадчивые прикосновения и вовремя просыпался. Но что случится потом? Виролайнен — упрямый старый пень… да и Шахов не лучше…

Одинцов тряхнул головой, отгоняя тревожные мысли, и вышел из кабинета.

Он медленно сел, спустил ноги на пол и согнулся, уставившись в полузабытьи на собственные пальцы, мертвой хваткой стиснувшие колени. Потом его взгляд, бессмысленный, непонимающий, метнулся в сторону. Рядом на постели спала юная женщина. Красивая, с золотыми волосами. Лидор…

Он что-то должен был вспомнить… Что-то связанное с ней? Нет, не то… Глаза беспорядочно метались по обширному покою, по стенам, обтянутым шелком, влажно мерцавшим в пламени свечи, по резной мебели с медальонами из хрупкой золотистой кости, по большому пушистому узорчатому ковру, покрывавшему пол. Не то, не то, все не то…

Постепенно в нем зрело убеждение, что ни богато убранная спальня, ни красавица, лежавшая рядом, ни весь огромный мир, простиравшийся за окном, не подскажут ответ. То, что он искал, было в нем самом. И едва он понял это, как память откликнулась мыслью: вернуться! Он должен вернуться! А для этого…

Одинцов вскочил, словно отпущенная пружина. Дьявол! Чуть не попался! Хорошую же шутку решил сыграть с ним Виролайнен, прижги ему Шебрет задницу своей молнией! Он бросил затравленный взгляд по сторонам — мир Айдена, уже было дрогнувший и начавший расплываться, вновь стал обретать плоть, вкус и запах. Но в собственном разуме он чувствовал нечто странное… некий провал, разверзнувшуюся пропасть, которая вдруг начала стремительно наполняться, когда с самого ее дна сильно и мощно ударили ключи воспоминаний.