Олег Кукса - Камикадзе на прогулке

Светлана снова замотала подсвеченную голубоватой лазурью ладонь плотной повязкой, затем достала из рюкзака чистую сменную одежду.

Я отвернул голову в сторону — пусть спокойно переодевается.

Могу только сказать — для меня она была божественно красивой. И ее внешность к этому никакого отношения не имела.

End 2ур. 50

Наконец, послышалось бульканье воды из фляги, затем шуршание одежды. Я бы на ее месте, окончив работу, тоже умылся, стер с себя грязь и привел себя в порядок.

После шуршания одежды послышался невнятный звук. Я легонько скосил глазами — Светлана прихорашивалась, приводя наощупь в порядок роскошную прическу. Судя по результату, получалось это у нее отменно. На ней теперь была нарядная женская рубаха из тончайшей белой ткани, под цвет повязки на руке. И ее кожаная юбочка была в целости и сохранности — на ней.

Выглядела она очень стильно — черные волосы на белом. Прическа очень подходила к типу ее лица, и я вспомнил, что она хорошо рисовала.

Да, у девушки явно был свой стиль.

— Дэниел, я почти закончила, — буднично так заметила Светлана, потихоньку приближаясь ко мне, придерживая свой рюкзак за лямки. Затем наткнулась на камень и чуть не упала, взмахнув, как акробат, рукой. Без ее команды к ней с двух сторон пристроились собаки, и она ухватилась целой рукой за бок одной из них. Вторая собака, тихо заурчав, перехватила рюкзак и отволокла его ко мне. — Извини, у меня, кажется, глаза потемнели. Так что не пугайся, это пройдет через пару дней.

— Ты — умница, Света. Я знаю — ты сделала все, что могла. Могу себе представить, как тебе досталось.

— Не в первый раз, Дэниел. И не в последний, — вздохнула Светлана, затем робко спросила. — Дэниел, волосы тоже потемнели?

— Да, — тихо ответил я, — И, кажется, ты ослепла.

— Ничего. Так и должно быть. Это временно — слишком много во мне вторичных токсинов Черноты, — Светлана кивнула головой. — Всю Черноту, увы, не стравишь, как ни старайся. Все остальное придется усвоить. А усвоить чужую Черноту намного труднее, чем свою собственную. У каждой энергоматрицы и у всех энергонных существ Чернота — разная. Мы просто так привыкли ее называть. Так — проще.

Приблизившись ко мне мелкими, осторожными шажками по камням, она присела рядом со мной, облокотившись спиной на валун рядом со мной.

— Отдохни немного, — предложил я.

Светлана только кивнула головой, устало прикрыв глаза. Собаки подтащили к ней ее рюкзак, и она, перехватив его, подложила его себе под голову.

После продолжительной паузы, она нерешительно спросила:

— Ты как… в порядке?

— В каком смысле? — не понял я.

— Да так, ничего… — почти прошептала она, тревожно ощупывая свое лицо уцелевшей, покрытой черными ожогами рукой. Затем смущенно, озабоченно, легонько покачав головой, поджав губы. Кажется, что-то ее беспокоило.

— Насколько потемнели мои глаза? Они — темно-синие? — все же спросила она, глядя перед собой.

Я пару секунд молчал, не зная, что ответить. Врать я ей тоже не хотел.

— Светлана, у тебя полностью черные глаза, даже белки почернели, — наконец, ответил я. — Кожа сильно потемнела, и волосы на голове — черные как смола.

Она вздрогнула. Прикрыла лицо целой рукой, наклонив голову. Закрыла глаза, прикрыв от меня свое лицо рукой. Устало облокотилась на камень, рядом с которым я лежал. И продолжила лежать, отдыхая, закрыв глаза.

Как бы не заплакала — лицо было напряжено, подбородок дрогнул…

Я понимал, что ей неловко из-за того, что я рядом. Знал, чувствовал, что ей было бы намного легче, если бы не я. Но объяснить ей, как я поражен ее силой духа, я не мог.

Я хотел ее обнять, прижать к себе — утешить, поддержать. Но боялся даже что-то сказать, чтобы не обидеть ее чем-либо. И боялся обидеть своим молчанием.

Я не знал ее, был для нее совсем чужим человеком, с которым лишь по прихоти судьбы ей пришлось возиться. Случайным человеком, которого она спасла от смерти.

Я почувствовал только, что неравнодушен к этой искалеченной Чернотой девушке.

Чернота изуродовала ее до неузнаваемости, но для меня она была самой прекрасной женщиной на свете. Женщиной, которую я полюбил всем сердцем.

(Данная глава относится к глоссарию, для более глубокого ознакомления читателей с миром Новой Женевы и Светланой Сотниковой.)

Мы продолжали путь по ущелью. Солнце Новой Женевы уже начало опускаться вниз — через пару часов начнет темнеть.

Я закрепила свой рюкзак и арбалет на волокуше, рядом с Дэниелом, и шла налегке. Так что усталость постепенно отступила. Волокушу, которую я почти наощупь соорудила из деревьев и своей веревки, тащили две колли из стаи Рыжей Пасти. Еще две, впереди и сзади, выполняли роль телохранителей. Остальные собаки, вместе со щенками, двинулись вперед ускоренным маршем, чтобы остановиться на ночлег возле Серебряного Ручья.

Но зато теперь я не переживала о том, что мы не успеем спрятаться в безопасных пещерах у Серебряного Ручья до ночного Выброса. Волокушу теперь резво тащили колли, так что я двигалась налегке, даже ускорив шаг, приноравливаясь к темпу, заданному собаками. Нога, конечно, побаливала и доставляла неприятности, но не настолько, чтобы я задерживала из-за нее собак.

Подробнее — 2 ур. 51

Давно мне не приходилось мастерить что-то вслепую. Другим же Проводникам доводилось слепнуть не раз, излечивая с помощью симбионтов Черноту у себя и у окружающих людей, попавших в беду.

А вот я в подобной ситуации побывала всего один раз — еще маленькой девочкой. Тогда стая Cмерчей атаковала Новую Калифорнию, столицу южных, англоязычных городов-государств. Наш дом — семейный интернат для сирот, был прикрыт сателлитным силовым щитом-энергоном Небесного Купола на окраине самого крупного города юга Федерации. Королевский Смерч-Убийца прошелся прямо по Интернату. Размолоченный в дребезги дом, отравленный смертельной дозой облучения, уже не подлежал восстановлению. Разрушения окраин и округи города были ужасны — погибли десятки человек, сотни были ранены, отравлены Чернотой. Так что спасатели были очень удивлены тем, что кто-то остался жив, в подвале разрушенного Смерчем дома.

Я вобрала в себя тогда такое количество Черноты, что походила на маленькую негритянку. За те пять дней, которые мы провели под завалом, вылечила всех. Сводных братьев и сестер — таких же сирот, как я. И даже наших приемных родителей. Хоть я и не любила их, но все же они заботились обо мне, в какой-то мере. Эти дни слепоты показались тогда мне — маленькой девчушке, целой вечностью.