Борис Долинго - Чужие игры

– Хорошо, – примирительно сказал он. – Скажи хотя бы, почему ты боишься «верхних»?

Кината пожала плечами:

– Я не то чтобы их боюсь, просто… С некоторыми вроде бы связана какая-то опасность, но просто ничего не помню.

Остапенко в сердцах плюнул и откинулся на спинку кресла, скребя щетину на подбородке:

– Как хоть выглядят эти «верхние»?

– Обычно выглядят, как вы или я. Они же – тарлане.

– Так почему же ты их боишься?

– Я боюсь тех, кто правит «верхними».

– Вот это уже точнее. Хорошо, а те, кто ими правит, – кто они такие?

– Я не знаю! – всплеснула руками Кин.

Круг замкнулся, Валентин шумно вздохнул:

– Слушай, зачем ты меня дурачишь? Время тянешь, да? Подмоги ждёшь?

– Ничего я не тяну!

– Тогда рассказывай.

– Я устала уже говорить, что я ничего не помню!

– Мы все устали… Хорошо, кто такой Коулл?

– Он… Да, он – администратор!

– Администратор чего?

– Всего.

– Как так?

– Да ну тебя к чёрту, не знаю я! Я сама ничего не могу понять и толком вспомнить – думаешь, это приятно?

Остапенко раздражённо забарабанил по подлокотнику пальцами.

– Всё спорите? – приоткрыл глаза Шорин. – Ну-ну!

– Беседуем за жизнь, – буркнул Валентин. – Отшлепать бы её…

– С удовольствием, шеф, я – только «за». Начнем? – Николай сделал вид, что встаёт и разминает кулаки.

Кин ещё более подобралась на диване.

– Да подожди ты! – махнул рукой Остапенко.

Старшина рассмеялся и, мотнув головой, бухнулся на место.

– Эх, добрый ты, Илья Муромец, добрый. – Он громко захрустел костяшками пальцев. – А помнишь Верку-пулемётчицу? Девка, конечно, красивая была, но нам пришлось вломить ей как следует, чтобы рассказала о схроне Рябого Махмуда…

– Я всё равно ничего не смогу вам рассказать… – жалобно пролепетала девушка. – Я не помню !

– Пока мы тебя не трогаем, – успокоил капитан, – но терпение у нас не резиновое. Давай ещё раз. Значит так: Коулл самый главный у вас, да?

– Я не знаю, самый ли он главный, но он командует агентами.

– Замечательно, превосходно! Идём дальше: что делают агенты?

– Ну… За порядком следят…

– Это типа полиции?

– Н-не знаю… Наверно.

– Так в чём разница?

– Да не помню я, не помню! Что вы ко мне пристали?! – Кин закрыла глаза ладонями и помотала головой.

– Косит, – безапелляционно заявил Шорин. – Все они такие, бабы. Пойду-ка я посмотрю, что там этот раб творит. Как бы чего не случилось!

Николай встал и вразвалку направился на кухню, где возился Синг’сах.

– Послушай, но днём же ты всё помнила! – Остапенко пересел поближе к девушке, Кин напряглась. – Почему ты вдруг всё забыла? Ты же была днём нормальным человеком! Как ты сама это объясняешь?

– Не знаю! Я чувствую, что я всё знала когда-то, но… сейчас вспомнить не могу. Пытаюсь, честное слово, но не могу вспомнить!

Тут Валентина пронзила одна мысль. Странно, почему он до сих пор не засомневался.

– А ну-ка, встань и присядь десять раз! – резко приказал он.

Кин от неожиданности замерла, вытерла глаза и удивлённо воззрилась на капитана.

– Зачем?!

– А ну, что я сказал? Быстро!

– Я не буду, с какой стати? – буркнула девушка и плотно сжала губы.

– Тогда э-э… танцуй! Ну?!

Из проёма двери выглянул удивлённый Николай. Валентин махнул рукой, мол, занимайся своими делами.

– Вот ещё! – Кин не двигалась.

– Ты должна во всём нам повиноваться, разве не так? Ну-ка встань!

– Да пошёл ты, придурок! Сам вставай!

– Ты чё, Бендер? – округлил глаза Шорин и покачал головой. – Теперь и ты спятил?

– Кажется, я начинаю понимать, – сказал Остапенко в первую очередь самому себе. – Ага! Блокиратор… Блокиратор! Всё ясно.

– Чего блокиратор? Что ясно?.. – развёл руками старшина.

– Я говорю, всё дело в том блокираторе, то есть инъекторе, понимаешь? – Валентин ударил себя ладонью по коленке.

– Ну и что?

Капитан стянул шлем, чтобы транслятор не переводил его слова для Кин.

– Арн говорил, что инъектор вводит вещёство, которое блокирует волю, так?

– Ну вроде да… – пожал плечами старшина, тоже снимая шлем.

– Так вот. Никакую волю этот препарат не блокирует – он блокирует память! Понимаешь?

Шорин пожал плечами:

– Ну память так память. Что с того?

Остапенко с досадой махнул рукой:

– И ты говоришь это так спокойно?! Пропал такой кладезь знаний об этом мире!

– И без неё всё узнаем, тоже мне, кладезь!.. Пара сисек да приличная жопа! – Николай круто развернулся и вновь пропал из поля зрения Валентина.

«Чувствует за собой вину, что это именно он впрыснул девчонке эту дрянь», – подумал капитан.

«Совсем обалдел от девчонки, дурак, – в свою очередь подумал Шорин. – А толку от неё – одни заботы… А вот Синг’сах молодец. Какой соус замечательный!»

Остапенко так ничего и не добился от Кин. Она решительно отказывалась вспоминать события не только сегодняшнего дня, но и вообще – например, почему её все называли резидентом. Однако силу к ней капитан применять пока не хотел. В конце концов, Авван обещал непременно найти их всех, а там видно будет. Объяснения от него Валентин собирался требовать самые полные.

Они решили просидеть здесь пару суток, благо продуктов в доме оказалось предостаточно. Если Авван к этому времени не появится, Остапенко с Шориным думали пробираться к арке, через которую они попали в мир баори. Конечно, переход доставит их на какую-то другую планету, но лучшего варианта действий в голову не приходило.

Что делать с Кин, капитан решить не мог. Разумеется, её гравилёт они конфискуют, тут вопросов нет. Но бросать девушку здесь ему казалось не совсем правильным.

Из кухонного помещения вернулся Шорин. Он прошёлся по комнате и выглянул в окно.

– Где же этот чёртов Авван, сколько его ещё ждать?.. Ну да ладно, чего гадать – предлагаю пока перекусить. Надеюсь, вы не против?

– Да, я проголодалась! – воскликнула Кин. – Будто лет сто не ела!

– Тогда прошу к столу! – хмыкнул Николай. – А столовая у тебя, цыпка, ничего, приличная, как в лучших домах Парижа.

Девушка в недоумении посмотрела на него, но промолчала.

Обед и вправду оказался великолепен – Синг’сах постарался на славу. Правда, если бы Остапенко с Шориным не оставили практически все продукты у Арна, взяв с собой только боеприпасы и медикаменты, то и сейчас капитан не рискнул бы пробовать инопланетную пищу, которую к тому же готовил неизвестно кто.

– Мы только слегка перекусим! – строго сказал Валентин, заметив горящие глаза старшины, щедро наваливающего себе в узорную тарелку дымящуюся смесь тушеных овощей и кусочков мелко нарубленного мяса.

Николай пробормотал что-то невразумительное, уже запихав в рот кусок хрустящей булочки, тоскливо глядя на Кин, которая уписывала еду за обе щеки. Остапенко покачал головой, вздохнул и наполнил свою тарелку. Раб отошёл в сторонку, согнувшись в низком поклоне, – люди уже привыкли его практически не замечать.