Михаил Черных - Невозвращенцы

— Простите господин?

— Если победит мой, то ты дашь мне ответ немедленно, — пояснил сенатор. Конечно, под этими словами подразумевался только положительный ответ.

— А если мой гладиатор выживет?

— Ну, это вряд ли — Единый не допустит, чтобы ты упустил свой шанс. Но если все же, по наущению темному это случится, то… то… Не знаю, но у тебя будет некоторое время. Еще раз подумать. Согласен?

— Я…

— Вот и хорошо. Я знал, что ты согласишься, а поэтому, из привезенных тобой гладиаторов для нашего спора взял одного.

— Кого?

— Да первого попавшегося. Ты думаешь, я буду выяснять их имена? Раб и раб. А если тебе интересно, то вон, можешь взглянуть. Он как раз сейчас выступает, — и сенатор равнодушно махнул рукой в сторону проема, выходящего на арену.

Ганник подошел к бортику, пристально всмотрелся на арену и еле-еле удержася от вскрика. На арене сейчас собирался сражаться Руфус. Тот самый Руфус, чья карьера была неразрывно связана с его. А против него через ворота, расположенные прямо под ними, на арену медленно выезжал приор гладиатор. Степняк — приор. Ганник возмущенно обернулся, собираясь пожаловаться на несправедливость, и первый раз встретился взглядом с сенатором. И все разом понял.

Эта туша, этот ком сала с мозгом, заплывшим жиром, имела пронзительный, сильный и умный взгляд. «Кай Муций Сцевола. Наставник. Как же так? Как же ты мог настолько ошибиться?» — подумал Ганник. Все сразу стало кристально ясно. Конечно, он знал об ученике ланисты все. Его историю, его желания, его мечты, даже вот о соглашении с наставником знал. Откуда только?

— На деньги можно купить все. А многие в вашей школе имеют непомерно высокие запросы, и поэтому постоянно ищут легких денег. Деньги могут многое… — ответил сенатор на высказанный изумленным взглядом вопрос. — Итак, ты готов дать ответ? — пронзительные серые глаза опять спрятались за жирными веками, а в голосе появилась привычная патока.

— Грм, — прочистил горло Ганник. Выхода у него не было: сейчас Руфуса убьют на арене, ловить ему у Сцеволы станет нечего, так что единственным шансом на богатство останется предложение Пробуса. Но все равно, вот так вот сразу предать наставника Ганник не смог, поэтому негромко прошептал. — Я бы хотел узнать сначала волю Единого…

— Как знаешь, — по губам сенатора промелькнула презрительная усмешка над человеком, слепо надеющимся на чудо, хотя в ней, как показалось Ганнику, присутствовал легкий привкус уважения упорству и преданности. «Наивное, но неплохое приобретение» — говорила она.

Конечно, как опытный правитель и торговец, Афрод ничего не оставлял на волю случая. Еще утром, перед выступлением, он вызвал своего любимого раба, и отдал четкий и недвусмысленный приказ: «С остальными поступай как хочешь, но гладиатора-Руфуса убей сразу же. И чтобы наверняка!»

— Если бы вместо твоих слов падали драгоценные камни, и тогда бы я слушал их меньше хозяин! Все сделаю! — ответил Ахмед, встал с колен, поклонился, пятясь вышел и сразу же отправился в подвалы арены. Предупрежденный служка подвел приора к каморке отобранной на заклание пятерки, где степняк незаметно остановился. Тихо рассмотрев сидевших в камере, а заодно и их вооружение, а также культуру движений, говорящую об опытности, или как в данном конкретном случае, неопытности, он высмотрел рыжеволосого, отметил его себе как приоритетную цель в завтрашнем бою и незамеченным ушел.

Не успел отзвучать в воздухе третий удар гонга, как Ахмед неразличимо слитным движением положил тонкий пучок стрел между собой и лукой седла, выхватил бронебойную, наложил, натянул лук и отпустил тетиву. Звук щелкнувшей о браслет лучника тетивы слился с глухим звуком удара стрелы в тело гладиатора-северянина и довольным ревом толпы. Пробитый стрелой почти навылет, тот упал на белый песок арены, медленно окрашивая его в красный цвет своей кровью. Шлем скатился с головы, обнажив рыжие волосы. Задание господина было выполнено, и теперь Ахмед мог немного поиграть так, как он и толпа любили.

Среди оставшейся четверки согласия не было. Гладиатор- пират, итак державшийся из последних сил, не выдержал и, бросив свои ножи, побежал к закрытым рабским воротам. Там он принялся со всей силы биться о них, пытаясь спастись от страшного приора. Оставшиеся втроем гладиаторы прияли единственно верное решение. А именно — со всех сил рванули к степняку, чтобы перевести бой из дальнего, в ближний, где у того не будет никаких преимуществ.

Сотни метров, которые разделяли, противников, за глаза хватило бы Ахмеду, чтобы расстрелять бегущую троицу, но делать этого он не стал. Ведь «толпа хочет зрелища, а какое зрелище в таком простом убийстве?». Вместо этого он, поднял своего жеребца на дыбы, сверкая на солнце шипастыми подковами и приветствуя зрителей, после чего дождался, когда враги подбегут на расстояние броска ножа, и, вырывая из горла воинственный клич, медленно поскакал вдоль края арены. Скорость выбиралась таким образом, чтобы преследователям казалось, что вот-вот они нагонят приора. Такой маневр на трибунах приветствовали радостным смехом и улюлюканьем над бегущими.

Проскакав мимо бьющегося в истерике пирата, Ахмед внезапно наложил на тетеву серпообразный срезень, растянул лук, лег спиной на круп лошади и из такой неудобной позы пустил стрелу. На своего любимчика Пробус денег не жалел. Даже на такие вещи, как наконечники стрел, делались не из кости или камня, а из лучшего металла. Тяжелый, остро наточенный срезень отличной темной бронзы, пущенный опытной рукой почти в упор из тугого степного лука, попал трусу чуть ниже затылка. Энергия стрелы была настолько велика, что стрела почти не заметила легкого препятствия в виде шеи гладиатора и с гулом глубоко зашла в дерево ворот. Тело гладиатора, фонтанируя кровью из перерубленной шеи, упало около ворот, а голова на некоторое время осталась висеть в воздухе, лежа на крепко воткнувшейся стреле. Такой фиерческий выстрел эффектную смерть и плебеи, и зрители подия приветствовали яростными криками и бросками монет на арену.

Пробежав почти целый круг, а это больше километра, ноги троих оставшихся в живых гладиаторов устали и дали мозгам команду подумать. Решение было найдено мгновенно: гладиаторы разделились так, чтобы можно было бы перехватить приора, т. е. бежать не по периметру, а наискось. К сожалению, в пылу погони они забыли кто здесь жертва, а кто — охотник. Щелчок тетивы и подобравшийся ближе всех к Ахмеду лаквеарий с уменьшающейся на глазах силой скребет ногами песок арены, рефлекторно пытаясь вытащить глубоко засевшую в солнечном сплетении стрелу с листовым наконечником, тогда как его душа уже начала свой путь в более свершенный мир.