Михаил Черных - Невозвращенцы

— Зря не убить тебя, раб! — проревел взбешенным медведем в окно рыцарь. «Похоже мужеложцы тут сильно не в моде» — краем сознания подумал Ярослав.

— Так у тебя есть возможность! Выйди и сразись! Кол победишь ты, то жители деревни отпустят тебя восвояси, — тихий недовольный ропот прошелестел по толпе, и Владислав повысил голос. — Клянусь!

— Корошо! Я убить тебя сам!

— Клянись и ты, что коли Боги будут на моей стороне, то отпустишь ты полон!

— Я обещать! Ты все равно умереть!

— Раздайтесь! Дайте Круг.

Рыцарь вышел из дома без тяжелых доспехов, которые только стесняли бы его в одиночной схватке, однако щит в левой руке держал и шлем на голове был, Владислав же был совсем без доспехов, зато в левой руке он сжимал длинный кинжал. Звон металла о металл сообщил всем о начале поединка.

Ярослав в отличие от всех остальных не наблюдал за ходом поединка. Ему было безразлично. Владислава он не знал, а рыцаря и его солдат он для себя уже давно приговорил к смерти и приговор решил привести в исполнение при любом исходе поединка. Он то никаких клятв не давал… Сейчас его больше волновало, как выкурить, если запрутся, или убить, если выйдут оставшихся врагов. И холодный разум скованный ледяными оковами ненависти уже, кажется, нашел решение.

— Ура! — этот крик показал, что победил волхв. Ярослав отвлекся от своих мыслей и посмотрел на поле боя. Рыцарь лежал на земле, слабо шевеля ногами, а Владислав покачиваясь стоял над ним, опершись на меч. По его боку стекала и капала на землю, казавшаяся в свете факелов черной, кровь. Внезапно из окон полетели стрелы, несколько деревенских упало. Пока местные в замешательстве отхлынули, пара кнехтов выскочили из дома, подхватила своего рыцаря на руки и нырнули обратно в дом.

Владислав сделал пару шагов по направлению к дому и упал. Точно так же как к рыцарю к нему подскочил староста с сыном и отнесли в ближайший дом. В отсутствие волхва на площади воцарилось замешательство. Одни хотели брать эти дома штурмом, другие, наоборот — запереть там баронцев и послать за княжеской дружиной. Третьи вообще не знали что делать и только боялись за своих родных. Кстати, хотя враги были чистокровными немцами, немцами их никто тут не называл — ведь по-росски они худо-бедно говорили, следовательно не немые, не немцы…

— Эй! Выходите! Ваш рыцарь проиграл!

— Вот рыцарь выходить! А мы слово нет брать!

— Выходите, иначе мы всех вас спалим прямо в избе!

— Вы убить своих детей! Уходить, росс раб. Мы выходить! Мы брать все, брать молодой раб, брать вейб раб, брать ейсен. Мы уходить, вы жить. Мы умирать, вейб и дет умирать…

Таким образом ранение рыцаря ничего не изменило. Ситуация осталась такой же напряженной, даже хуже, потому что теперь кнехты отстреливались из окон, и командира над ними не было. Все также запертые в домах женщины и дети оказывались заложниками. Единственное что, что тут такая практика не прокатывала, и россы скорее пожертвовали бы своими детьми, чем отпустили их рабами. Уже по толпе стали пробегать слова о том, что лучше к Деду в Ирий, чем в полон, обстановка накалялась и Ярослав понял, что сейчас самое время.

В предыдущих стычках он участия не принимал. По началу — просто не успевал, а потом его оттерли назад. Ведь кто он был? Тать. Никому не известный. «Помог — благодарствуем, но дальше дело их самих, а пришлый пусть в сторонке постоит». Сейчас же было не до него.

— Эй, вы. Немчура. Жить хотите? Коли хотите, то послушайте меня!

— Что ты говорить? — после некоторой паузы послышался голос из окна.

— Я хочу, чтобы вы отпустили всех пленников и пленниц…

— Найн! — перебили его из окна, но Ярослав, не обращая внимания на эти вопли, продолжил.

— А за них я вам заплачу. Коли отпустите — покажу вам клад незнанный.

— А ели ты врать?

— Зачем? Ведь я же у вас буду, и вы со мной что угодно сможете сделать…

— Корошо. Идти к нам ты.

Люди за спиной у Ярослава заворчали. «Парень тать не знамо откуда. А вдруг — сам и навел, а теперь хочет к своим сбежать?» Разъяренная толпа уже протянула руки, готовые вцепиться и растерзать, в сторону Ярослава, и тому бы не поздоровилось, но всех остановил слабый голос:

— Пусть идет.

Толпа обернулась. На крыльце дома покачиваясь стоял Владислав, одной рукой он зажимал кровоточащий бок, а другой опирался на косяк двери.

— Пусть идет, — повторил волхв и упал бы, если бы не подскочивший с одним сыном староста.

— Зачем же ты так, волхв. Совсем себя не жалеешь. Погоди чуток — и без тебя с ворогами справимся…

— Пусть идет. И приготовьтесь…

Быстрый взгляд старосты и вот его сын аккуратно отпустил волхва на руки отцу и побежал в сторону готовы к штурму людей. Пара рук, державших Ярослава, разжалась и парень не оглядываясь пошел в занятый кнехтами дом.

Дверь в дом открылась ровно на столько, чтобы Ярослав мог протиснуться боком. Пара врагов в кольчугах схватила его и втянула внутрь. Сени, еще одна дверь и вот парень пригнув голову оказывается в горнице, которая сейчас превращена в лазарет. На очищенном от всяких посторонних вещей столе стонет рыцарь, прямо на полу или на сдвинутых вместе широких лавках лежит еще тройка раненных кнехтов. Четвертый, безоружный и бездоспешный, аккуратно перевязывает им раны.

— Ну! Господин слышать тебя.

— Не, так дело не пойдет. А вдруг вы уже всех полонян перебили, а я вам тайну вскрою. Что тогда? Вот покажите мне их живых — вот тогда я слово заветное вам и скажу.

— За-вет-ной слово?

— Да. А вы как думали — клад то не простой, а заколдованный. Коли без слова заветного придти, то он не скажется. — Ярослав молол всю эту чепуху только ради одного. Ему нужно было, чтобы все воины собрались около него. Через дерево, древесина оказалась неожиданно хорошим изолятором силы, у него ничего не получалось.

— Гут. Пошли.

Сени в этом доме были небольшие. На земляном полу, забившись в угол, сидело около трех десятков испуганных детей. Пара самых взрослых, на вид лет по восемь-десять, сидели тихо и щеголяли синяками в половину лица — видимо сопротивлялись, остальная малышня несмотря на грозные оклики охранников тихо плакала. Глядя на это последние сомнения, которые несмотря на все произошедшее все же оставались глубоко у него в душе, полностью испарились.

— Ну. Говрить! — поторопили его собравшиеся вокруг кнехты, но Ярослав уже начал.

В мире есть масса неведомого. То, что сейчас считается колдовством — это всего лишь отсутствие определенных знаний. Ведь расскажи тому же незнакомому с современными технологиями человеку, что нужно для того, чтобы зажглась привычная всем простейшая лампочка (а именно: возьми бурундучную руду и долго плавь ее в закрытой реторе; из получившегося металла сделай пластину; возьми медную пластину; закрепи эти две пластины недалеко друг от друга в стеклянной банке; банку залей обязательно соленой водой; сделай таких много и соедини вместе; [131] Приблизительно именно так пришлось бы рассказывать средневековому кузнецу последовательность сборки простейшего источника электрического тока — вольтова столба. И разве такое не посчитали бы колдовстовом? подсоедини к… и т. д.), то он сочтет этот рецепт ничем не отличным от колдовского, и будет в какой-то мере правым — люди всегда так относились к еще непознанному. Так и Ярослав, волей случая ставший обладателем не только силы, но и пласта очень своеобразных знаний — «не почему, но как», с полной уверенностью мог теперь сказать, что то что он делает, это уже не колдовство. Но названия совершенно ничего не меняют…