Михаил Черных - Невозвращенцы

В качестве некого хобби Ярослав попытался в свободное от учебы время собрать как можно больше таких случаев, после чего он всерьез задумался над теорией всеволхвовского заговора, тормозящего развитие росских княжеств. Правда, слабым местом было такое же медленное развитие остальных государств континента, в которых волхвов не было. Что же касается ученых, у Ярослава вообще создалось впечатление, что всех этих прогрессоров очень изощренным образом посадили в клетку, засыпав информацией. Ведь известно, «чем шире круг познания, тем больше граница соприкосновение с неведомым», и дорвавшись, к примеру, до архивов Святограда с грифом «не для общего пользования», все эти чистые души просто утонули в знаниях.

Понимая, что все это не просто так, что идет это с попущения, либо с прямой подачи волхвов, к разговору Ярослав готовился очень серьезно. Чтобы получить ответ на такой скользкий вопрос, требовалось придумать что-то этакое, особенное. «Не пытками же вытягивать ответы? И кто еще кого пытать будет, к вопросу о неприятных вопросах. Ха! Каламбур однако! Хорошо, что я не слышал ни одной истории, чтобы здесь шло преследование инакомыслия… С другой стороны, из того факта, что я не слышал, совсем не следует то, что этого не было… Но ответ на этот вопрос слишком важен, чтобы его можно было не искать!»

Была у волхвов одна слабость, или не слабость, это как посмотреть — учить они любили. Хотя объективности ради, следует заметить, что умели это делать. Этим и собирался воспользоваться Ярослав. Понимание того, что задаваемые спрашивающим вопросы раскрывают его тайн не меньше, чем ответы собеседника, еще не пришло к ученику волхвов.

Для начала Ярослав решил подождать удачного момента — какой-либо спорной лекции. В ней задать, для затравки, чтобы волхв расслабился и «поплыл» в разговоре, заранее подготовленный, тоже вполне себе серьезный вопрос. После спора и разъяснения — задать много маленьких, простых, из разных областей знания, и среди них ними, как бы между делом, задать тот самый. И вскоре такой момент представился, на очередной лекции про политические и экономические особенности соседних стран в сравнении с родными княжествами.

— Я вот не понимаю тогда одного только. Ведь наши порядки самые правильные так? — спросил Ярослав.

— Знамо дело, — важно покивал наставник.

— И значит, коль каждый человек на земле будет жить по этим правилам, то от этого будет только лучше? Причем всем?

— Да.

— А почему же тогда мы не идем проповедовать?

— Почему не идем? Идем…

— Но…

— Каждый год в мир уходят сотни волхвов. Они расходятся на все стороны света: помогают, лечат, спасают, учат… И хоть гибнут многие, все равно Истину познают все больше и больше братьев наших…

— Вот! Гибнут. Многие гибнут! Почему мы это терпим? Ведь мы же правы! Почему бы нам всей своей мощью не обрушиться на эти неверные страны? Не смести с лица их и не построить на их месте…

— Охолохни, дитя. Не разумеешь ты много. Ведь вот еще в чем беда. Люди то — они все разные. Как и Боги наши — разные, так люди еще больше. И то, что один за счастье почитать будет, другому — кара жарче смороднего угля. И как прикажешь тогда быть?

— Ну… Тех то думает как мы, тех к себе принять. Остальных… Остальных…

— Ну! Глаголь! Тех, кто не так разумеет, тех, кто против, тех кто не за тебя, их всех под нож? Как положено: коль до тележной чеки дорос, то все уже. На мост… Так ведь?

— Нет, но…

— Да, дитя. Да. Это ты и предлагаешь. А не страшно тебе? Ведь будут тебя они грызть, эта тьма мертвецов. Камнем на душе лежать. Что же тогда от искры твоей останется? И после смерти что от тебя останется? Память палача и душегуба? Который ради думки глупой столь многих на смерть отправил? Да и какой князь на такое пойдет?

— То есть?

— А скажи мне отрок, в чем долг каждого человека?

— Это я знаю — в совести.

— Так вот, коли совесть позволяет это делать, то князь и пойдет. Вот только на совести князя не только Истина. Ему еще отвечать за своих холопов. И пред людьми, и пред Богами. Раз встал он над другими, знать и ответ ему держать первым, да строгий ответ.

— Но причем тут это?

— А ты подумал, что жертвовать ради чужого счастья, и даже не счастья, а призрака его, придется здесь и сейчас? И если бы своим… Но ведь нет! Соседом или другом. Сыном или отцом. Братом по духу или по крови… Кому такое треба? Когда ворог нападает, тогда конечно… А ради того, чтобы пролить чужую кровь — так ведь они тоже внуки наших Богов. И Богам это не понравиться… Какому деду в радость, что кровиночка его друг друга боем смертным бьет?

— Но вера? Истина как же тогда?…

— А Истина на то и истина, что она существует независимо от людей. Наши Боги были, есть и будут. И не зависит это от людских дрязг.

— Но вы учите, чтобы я доверял своим ощущениям. Что я Чувствующий…

— Пока еще нет, но можешь им стать, — поправил волхв.

— А если я чувствую боль этих людей, если я от всей души хочу помочь им, спасти, защитить, что мне делать тогда?

— Иди и помогай, спасай, защищай! Делай что тебе велит твоя совесть, а не разводи по этому поводу разговоры.

Следующий вопрос в списке Ярослава был попроще, но тоже не такой уж легкий. Возник он тогда, когда парня пригласили на свадьбу один из приятелей. Тот, обычный росский парень откуда-то из под Словенска, брал в жены девушку-египтянку, то есть, как он тут назывался Та-Кемет, каким-то чудом занесенную так далеко на север.

Дело в том, что не смотря на отсутствие даже призрака какого либо неравенства, основанного на этническом признаке (не считать же таким извечные веселые подначки одних россов другими, происходящие из-за небольшой разницы в произношении и житейском укладе жителей различных княжеств; да и над иностранцами подшучивали, куда ж без этого) — смешенные браки были повсеместно делом очень редким и сильно неодобряемым. «Вводить в род неизвестно кого? Безродного али безродную? А коль что злое или поганое в их роду?» В принципе, объяснение вполне логичное, но тогда почему ситуация с волхвами совсем иная? Почему старшие такие браки среди волхвов не запрещают? И вообще, почему негласно поддерживаются браки именно волхвов с волхвами?

— Ужель ты сам не можешь разуметь, дитя? Если не мы, то кто же может узнать все о человеке и его роде? Коли есть что злое — мы чувствуем. Ты чувствуешь. И этого достаточно.

— Но… Как-то это смешно. Не так много вокруг такого зла, чтобы бояться.

— Ты не прав. Даже слабая возможность погубить неверным действием весь свой род достойна того, чтобы ее принимать во внимание. Слишком, как ты говоришь, «велики ставки».

— Э… И это все?

— Что ж, если тебе нужна другая, более глубокая причина… Боги породили людей разными, ужель нам нарушать их волю? Жены Та-Кемет предназначены для мужей Та-кемет, а жены росские, для мужей росских.