Лин Картер - Поиски Каджи

— Ладно, пусть волк отведет нас к Тьюре или туда, где лежит ее тело, — подытожил молодой воин, закашлявшись на последнем слове. — Базан, отведи нас к ней. А если она попала в плен к Шамаду или еще к кому-то, волк поможет нам выследить ее и ее похитителей, так как он может идти по запаху.

Старый Акфуб с тяжелым сердцем согласился.

— Но я думаю, нам нужно отправляться в путь завтра! Мои старые кости болят от многих часов, проведенных в седле, и кони очень устали!

С неохотой Каджи позволил убедить себя отдохнуть, хотя каждый фибр его горячего молодого сердца настоятельно требовал скакать в ночь по следам девушки. Но он понимал, что поступать так было бы глупо, потому что если изо всех сил гнать коней, они падут, и ему с колдуном придется пересекать пустыню пешком, что было бы величайшей глупостью.

В эту ночь они спали, завернувшись в теплые одеяла у постепенно угасающего костра. С первыми лучами зари они поднялись, наспех поели и поехали дальше к краю мира.

Весь день Базан бежал впереди, принюхиваясь, ведя их прямо на восток. Каждые два или три часа они останавливались, давая отдых коням, и Каджи горько сожалел по поводу каждой потерянной минуты. Весь день, часть ночи и весь следующий день они ехали на восток, по следам Тьюры и самозванца Шамада, хотя они и не знали о том, что преследуют врага кочевников Козанга.

По мере того, как они продвигались все дальше и дальше к востоку, маленький колдун чувствовал себя все более и более неуютно. Казалось, дорога ведет их прямо на восток к вратам Ифомбара — столицы Бессмертных. Говорили, что пурпурные башни этого города возвышаются над краем мира. Этот город считался запретным для простых людей.

Тьюра была испугана так, как не пугалась никогда в жизни. Она оказалась парализована от страха, когда громадная фигура сверхъестественного чудовища выступила из тьмы и шагнула к ней, мерцая алыми глазами. В первый момент она даже не узнала человека-дракона — слугу самозванца.

Но именно Шамад заронил семена страха глубоко в ее душу. Что-то в его ледяном, неподвижном прекрасном лице, огоньки безумия в его сверкающих глазах, сдавленный голос, в котором звучали истеричные нотки, и его высокий, грозный смех — все вместе наполнило ее сердце холодным, печальным пеплом страха.

С тех пор как Замог из людей-драконов пленил ее, ни он, ни его хозяин не причинили девушке никакого вреда. Она постоянно была ограничена в движении. Ее руки оставались связанными за спиной, когда она находилась в седле. Когда же она ложилась спать, ей связывали ноги, и она становилась полностью беспомощной, могла использовать только свои колдовские силы, которые приходили и уходили. Они были ненадежны, и на них нельзя было полагаться. В любом случае оба ее тюремщика полностью игнорировали ее большую часть времени, редко говорили с ней, и, когда ей необходимо было справить естественные нужды, ее сопровождала чудовищная чешуйчатая тварь. Девушка не чувствовала смущения или стыда, совершая необходимые организму действа под внимательным взглядом холодных нечеловеческих глаз, потому что эта тварь была для Тьюры всего лишь зверем. Его странный вид и ее собственный имели так мало общего, что присутствие Замога значило для нее не больше, чем присутствие ее мерина или Базана — ее друга-волка.

Тьюра боялась именно Шамада. При виде самозванца ее охватывал ледяной ужас, от которого готово было остановиться сердце, и к страху добавлялось ощущение омерзительной беспомощности. Видимо, так и должно было происходить с нормальным и душевно здоровым человеком, если он попадал в руки того, кого считал совершенно безумным. А может, это происходило от того, что Тьюра знала: Шамад страстно желает ее.

Если Замог взирал на девушку с отчужденностью, равнодушным взглядом зверя, Шамад думал о пленнице как об очень молодой и очень красивой девушке. Естественно, Тьюра была девственницей… она была слишком молода для того, чтобы быть женщиной, даже если забыть об обетах, которые она принесла как Белая Ведьма Заромеша. Тьюра игнорировала отношения между мужчинами и женщинами, была невинна во многих аспектах этих отношений, но обладала инстинктивным женским чутьем. Она пыталась избегать Шамада… избегала смотреть на него, когда такое было возможно, боялась встретиться с ним взглядом. И она с ужасом осознавала, что медитирующий взгляд Шамада слишком часто останавливался на ней. Взгляд самозванца скользил по стройным, крепким и округлым линиям ее сильного молодого тела, по ее поднимающимся и опадающим крепким молодым грудям, по ее гладким, округлым бедрам и длинным, стройным ногам.

Однако вопреки очевидному интересу и ее полной беспомощности Шамад ни разу не коснулся ее, ни разу не попытался ее поцеловать.

Единственной причиной для этого казалась неведомая сила, которая день и ночь гнала Шамада на восток. Казалось, самозванца переполняло странное напряжение, необходимость двигаться дальше и дальше. Девушка боялась и из-за слов, которые он как-то небрежно бросил — из-за фрагмента разговора между Шамадом и его чудовищным рабом, который она подслушала. Самозванец знал, что юный воин где-то неподалеку. Одержимый жаждой мести, Каджи все еще преследовал своего врага. Но совсем не это стало причиной страха и напряжения, которые она ощущала в каждом слове, взгляде и движении Шамада.

Замог был более чем достойным противником для молодого воина из Чаууима Козанга и для старого колдуна. Его висячие, обезьяноподобные руки, раздутые массивные мускулы, широкие, покатые плечи, короткие кривые ноги и безмерно широкая грудь, обнаженное тело, если не считать узкой набедренной повязки, — все говорило о силе и выносливости, которые во много раз превосходили силу и выносливость любого человека. Замог мог выбить жизнь из юного кочевника одной рукой.

Поэтому не страх мести гнал вперед и жег пятки самозванца и его чудовищного раба. Было что-то еще, что-то безумное во всем происходящем. А может, все дело в том, что они бежали так долго, что теперь не могли остановиться, повернуть в сторону или вернуться, а могли лишь бежать все дальше и дальше, как если бы это стало частью их жизни. Странно и ужасно — бесконечно бежать от чего-то несущегося за тобой следом. Вот и выходило, что Шамад — безумец.

Для Тьюры дни походили друг на друга, и вскоре девушка утратила ощущение времени. Часы слились в бесконечно однообразный процесс. Беглецы редко делали остановки для отдыха, еды и сна. Резкая боль в костях и усталость истощали силы Тьюры, болели связанные запястья там, где ремни впились в хрупкую плоть. Ссадины появились на ее бедрах от бесконечных часов, проведенных в седле. Порой она теряла сознание. И парализующий ужас, вселившийся в ее сердце, отмел в сторону ощущение времени… А они все ехали и ехали, день за днем, пока наконец девушке не стало казаться, что в любое мгновение они могут очутиться на краю мира в буквальном смысле… Ей казалось, что их гонит к краю мира безумный, неутомимый демон, овладевший разумом Шамада и побуждающий самозванца закончить свой путь, сорвавшись с края мира… А тогда они будут вечно падать во тьму, которая разделяет миры. И золотистые звезды будут проноситься мимо… Они будут падать вечность в бездонные глубины вселенной… Но Смерть заберет их задолго до того, как они достигнут таинственного Дна вселенной…