Андрей Марченко - Литерный эшелон

Чемоданов дал сигнал к атаке: первая линия ушла в туман. Ждали выстрелов, шума боя…

Но вместо этого в тумане появились какие-то силуэты. Что такое? Неужели немцы сбили атаку и сейчас пошли в атаку?.. Изготовились к стрельбе, но это оказалось лишним. Кто-то крикнул:

– Эй! Да это же наши! Наши!!! Ребята, не стрелять! свои!

Ну, конечно же! Инопланетной пелене было все равно: она разворачивал и германцев и русских. Для солдат все было странным: как так, заблудиться пусть и ночью, но в чистом поле на нескольких верстах… Но в ту ночь и без того было много странного и чудесного.

В атаку пришлось идти второй раз. Австрийцы были ошеломлены. Они-то считали что русских, по крайне мере живых, перед ними нет… Почти без потерь прошибли первую линию. Австрийцы отошли ко второй, закрепились на холмах, которые перекрывали выход с излучины.

– Эк как засели… – вздохнул Рундуков. – Сдвинуть бы их в сторону…

– Сдвинуть?.. Ну это можно…

Ровно в двенадцать Данилин мысленно встал на колени и помолился. Дал сигнал Беглецкому, тот замкнул рубильник. Земля около установки едва заметно вздрогнула: такое дрожание на фронте бывало везде и часто: попал ли снаряд, взорвалась ли мина. Но если обычная дрожь распространяется во все стороны и тут же затихает, то эта повела себя странным, удивительным образом. Вдоль тракта уходящего от разрушенного моста вглубь австрийской территории, покатился земляной вал. Около установки он был не выше вершка, но к середине поля достигал уже полусажени. Он корежил полотно тракта, булыжники, которыми он был выложен, выстреливали в небо. По обочинам дороги корчевались деревья и телеграфные столбы.

Свой сигнал дал и Чемоданов: стала подниматься пехота.

Та пошла ошеломленная этим дивом, и потому молчаливая. Эта безмолвная атака, верно, более всего испугала австрийцев: они прекратили стрелять, им казалось что толку с этого все равно не может быть… Казалось, словно сама природа встала на сторону казалось, и те теперь наступали под прикрытием самобеглого бруствера.

Потом вал достиг окопов, и те перестали существовать: брустверы разлетались, словно спичечные, переворачивались орудия. Земля, словно жидкость, заполняла выемки. Кто-то кричал, что он тонет… Две высоты, с которых так замечательно простреливалось дефиле стали отодвигаться назад. С них, словно с корабля, терпящего бедствие, ссыпались солдаты.

Зато в австрийские позиции въезжал невысокий холмик, верхом на котором сидели солдаты Амперского полка.

– Эй, кум! Давай до нас! – звали они однополчан. – Эх-ма! Да я бы кажен день бы так в атаку ходил.

К концу дня вторая полоса обороны была прорвана.

Третья полоса была самой слабой, построенной по остаточному принципу. Возводили ее не спеша, вбили колья, но заграждения где вовсе не натянули, где нашли мотки проржавевшей, помнящей еще, наверное Бисмарка, колючей проволоки.

К началу русского наступления готовы были лишь несколько узловых пунктов. Таковые районы ожесточенно обороняли, и их преимущественно старались обойти. Ежели по условиям местности подобное было невозможно, их отодвигали в сторону или подрывали подземными торпедами.

– Победа! Виктория! – радовался Чемоданов. – Каледин выделяет нам резервы, кавалерию, для развития наступления! Андрей Михайлович! Я должник ваш по гроб жизни! Просите что желаете! Хотите трофейное авто подарю? «Мерседес»! Даже два? Ай, да что я говорю! Берите все три!

Андрей аккуратно справился:

– Я так понимаю, что далее вы будете вы сами?.. Что мы можем отбыть?..

– Э, не! Вы думаете, я вас так просто отпущу? А пирушку закатить? С меня причитается!

– Лучшей благодарности, нежели благодарность Государя, для меня нет. Напишите на высочайшее имя рапорт о нашем боевом взаимодействии. И мы квиты. Честь имею…

Чемоданов все также продолжал улыбаться, но улыбка стала другой: ошеломленной и дурашливой. Данилин с Беглецким отошли. Последний ни в грош не ставил императора, Андрей к августейшей персоне относился чуть лучше, но не до такой степени, чтоб мечтать лишь о царской награде.

– Что с вами, Андрей Михайлович? Уж не заболели ли вы?..

– Знаете… У меня такое нехорошее чувство, что сейчас начнутся неприятности. Хорошо бы вернуть холмы на место, но нам надо убраться. И чем дальше, чем быстрее – тем лучше.

Нет, это уму непостижимо: изменив характер местности, за земляным валом да верхом на самоходном холме русские прорвали вторую линию обороны.

Еще можно было найти разумное объяснение, как под ударами артдивизионов смог переправится через реку и сосредоточить достаточные силы на плацдарме, который простреливается не то что с полевого орудия, но из пистолета. Может быть, имелось какое-то объяснение и тому, откуда у русских взялось достаточно артиллерии, чтоб подавить поименованные выше артдивизионы…

Но пехота верхом на холме, изменение ландшафта местности – это было слишком… Конечно, доходили какие-то слухи, что в Англии создают каких-то бронированных чудовищ. Но это… Это не помещалось ни в какие рамки.

Антон Шлатгауэр поговорил с генералом, некогда возглавлявший этот участок фронта. К разговору подошел, уже приняв свое решение относительно генерала. Не знал только, куда его отдать: не то под суд, не то врачам… Но после беседы изменил свое мнение: генерал фон Штольц не был ни безумцем, ни преступником. Он был типичным прусаком, военным до мозга костей, из фамилии древней, ведущей свою родословную еще от крестоносцев…

Антону он терпеливо рассказал про все невозможное, произошедшее за эту неделю, указывал на картах, где были холмы ранее и где оказались нынче. Генерал требовал резервов, планировал контратаку – красивый ассиметричный маневр с охватом головы наступающих. Но Антон рекомендовал: от контрнаступления воздержаться: неизвестно что еще припасено у этих…

К тому же резервов больше не имелось: фронт был прорван в нескольких местах и его не успевали просто латать.

Поднявший как наблюдатель в аэроплане Антон смог оценить: да, действительно, холмы стоят иначе, нежели на картах… Может, рассмотрел бы еще что-то, но на хвост немецкого аэроплана-разведчика сел русский самолет и едва удалось уйти без потерь. Уже на земле Антон дал волю чувствам и выругался, проклиная свою судьбу и страну, против которой сейчас приходилось воевать. Россия, похоже, была проклятием семьи Шлатгауэров: лет десять назад пропала старшая сестра Антона. Работала резидентом глубоко в Сибири и вдруг пропала, сгинула. Не было ни весточки, ни сообщений в газетах, де, разоблачен немецкий шпион…

Но самое существенное – важный агент по ту сторону фронта, которого Антон считал потерянным, вышел на связь. В коротком сообщении он косвенно подтверждал случившиеся чудеса, писал, что отряд, их произведший, отбывает с передовой в тыл. Но поскольку сплошной фронт тут еще не установился, его возможно остановить.