Андрей Марченко - Литерный эшелон

Антон Шлатгауэр велел готовить машины: скоро, очень скоро он встретится со своим агентом…

Через реку, которая недавно разделяла первую и вторую полосу, саперы наводили уже третий мост.

На «русском» берегу скучала пехота, ожидая своего череда переправиться. Пока же по двум готовым мостам сплошным потоком двигалась кавалерийские да казачьи части: всадники, телеги с припасами, взятые на передки полевые орудия, полевые же кухни, запасные лошади. Казалось, этому потоку не будет конца и края. Коннице предстояло пройти через бреши в обороне в глубокий прорыв, окружать, резать коммуникации, наводить ужас и панику в тылу. И что важней для казака – собирать трофеи. Иначе грабить. Иной казак идет в поход в рваной черкеске, а возвращается так, что за трофеями его не видно.

Командиры, особенно неказачьи бранили казаков за шкурничество, но смотрели на это сквозь пальцы. Воевать без трофеев было скучно.

Ежели кому-то требовалось переправится срочно, особенно на восточный берег, то для этого имелись весельные лодочки.

Издалека по реке била немецкая артиллерия, но стреляла незряче. Часто снаряды делали недолет или перелет, не попадая по реке, не то что по переправляющимся. Германца оттеснили изрядно, отчего большинство пушек сюда просто не добивало. Но оставшиеся были исключительно крупнокалиберные, стреляли хоть и нечасто, но весомо. Взрывы снарядов глушили рыбу, поднимали волны, конечно, не такие, как от инопланетного оружия, но все же изрядные. От волнения перевернуло несколько лодок, пара солдат утонуло. Впрочем, уже сутки ни один снаряд до реки не долетал.

Но военный регулировщик дал знак: остановить движенье: из-за холмов, подымая пыль летело авто: «Руссо-балт». С заднего сидения на пехоту и кавалерию взирал генерал вида скорее нерусского:

– Ишь ты! Немец-перец-колбаса… – ругались солдаты. – Выиграешь с такими войну, как же…

За ним мчались машины поплоше – видавшие виды «Рено» и «Форд». В них, сжимая фотографические аппараты теснились журналисты.

Кавалькада пронеслась по мосту, вызвав рябь на поверхности реки, и скоро скрылась за холмами, столь мастерски передвинутых недавно профессором Беглецким.

Военный регулировщик дал знак: продолжать движенье.

– Эх, не подумал я о белом коне… Представьте, вступаю я в Луцк, на мне белый мундир, подо мной белая лошадь! Ну, чисто генерал Скобелев! Хотя… Как говорят здешние, знаете по такому случаю?

– Ну откуда же мне знать?

– Говорят: «дурень думкою багатіє». Это значит по-нашему…

– Я понимаю…

Де-факто, городишко был уже взят. Австрийцы оставили его без боя, и сейчас их гнали куда-то на запад. Де-юре… Де-юре город только готовился встречать освободителей. В конце улицы встревожено ждала общественность. В руках держали хлеб-соль, цветы… На лицах читались сомнения: будут ли грабить или пронесет? Пронесет просто так, или все же лучше дать взятку?

Городок был маленьким, из таковых, которые отличают от сел только мостовой да несколькими многоэтажными домами. Но взят он был первым, а потому являлся главной новостью дня: ведь остальные части только прогрызали первую линию германской обороны. Ознакомиться с результатами наступления возжелал генерал из штаба армии. И Рундуков решил, что право принять ключи от города он оставит проверяющему. В самом деле: невелика честь, а старику приятно…

В самом деле, скоро прибыл генерал. Под вспышки магниевых блицев Отто Вальтерович отщипнул от каравая кусочек хлеба, посолил его в нарядной солонке, пожевал. Куда с большим удовольствием принял кувшин с квасом и стал его пить. Квас действительно здесь был замечательным: горьким, темным, пряным, настоянным на смородине и еще на неизвестно каких вкусностях.

Извлеченный из ледников в этот жаркий день квас с первого же глотка утолял жажду, но был вкусны и огромные кружки редко не опорожняли до дна. Выпившему напиток становилось хорошо, прохладно и даже зябко, его прошибал мелкий пот. Снова хотелось жить.

Такая же метаморфоза происходила и с прибывшим генералом: вынужденный за десятки верст на разбитой дороге хлебать пыль, он впал в мрачное настроение, теперь же пребывал в настроении благостном. Но местные смотрели на него с плохо скрываемой опаской: еще один генерал – точная копия немецкого генерала, который квартировал тут буквально два дня назад… Теперь взятку надо больше.

Но, допив квас, Отто Вальтерович подошел к Чемоданову-Рундукову, обнял его:

– Ну, молодчина! Ну, здорово ты их погнал! Знаю, знаю, я против был! Но ты-то каков! Отстоял! Победил!

Снова вспыхнули магниевые блицы, запечатлевая общение генералов. Остальные фотографировали горожан, дома… Один, было, попытался снять колонну грузовиков, но солдат живописно замахнулся на камеру прикладом…

Репортер ретировался на безопасное расстояние, видимо, собираясь повторить попытку. Андрей чуть было завыл: ну что ты поделаешь, это тот самый, который был во время первого дня прорыва. Нет, положительно, надо было его под стражу… Но тут репортер заметил Андрея, его взгляд, не сулящий ничего хорошего, стал пятиться вглубь толпы.

Ладно, шут с ним… Надо уезжать…

– Мы, стало быть, поедем… – сообщил Андрей генералам.

Те кивнули.

– Я с вами! – заторопился штабс-капитан. – Мне надобно пакет отвезти!

Грузовики катили на восток.

Штабс-капитан предложил путь обходной, по пыльным шляхам, которые петляли словно бандитские тропы от хуторка к хуторку, через деревушку да мимо села… Такой путь был длинней поездки по прямым трактам, но куда более быстрым, так как все крупные дороги переполняли движущиеся войсками.

Андрей занял место в головном грузовике. Сел в кабине, на место пассажира, положив пулемет – трофейный «Даниш Медсен» на колени.

Шофером был разжалованный «самострельщик». Случайно выяснилось, что он вполне хорошо водит автомобиль. Бывший прапорщик был неразговорчив: Андрей не мог вспомнить, чтоб тот говорил о чем-то постороннем, не связанным со службой. Работы солдат не искал, но от работы не бегал. В глазах его была пустота: казалось: имеешь дело не с человеком, а со скорлупой из которой душа-то давно вылетела. Это отпугивало. Но ехать надо было далече, поэтому Андрей все же заговорил:

– Ты, говорят, «самострел»? Куда стрелялся? В палец, в ногу?

– В голову…

– Ну ты даешь. А если бы себя убил.

– Да я и хотел застрелиться…

– А что ж не застрелился.

– Промазал… – ответил солдат и зевнул.

Андрей скосил взгляд на соседа:

– Выкладывай…

– А что выкладывать-то? История просто до немыслия. Весной, значит, сижу в окопе, приходит почта полевая. В ней письмо от любимой… Дескать, воюй, воин Василий Степанов, а я с другим свое счастье нашла. Ты парень видный, найдешь себе… Не горюй… А как тут не горевать? Я ж ее всю жизнь любил и в добровольцы пошел, чтоб к ней героем вернуться. У нее щечки румяны, глазки – яхонт… На лицо ну чисто куколка… «Защищай отчизну», – пишет. Ну а как тут защищать, когда такое? Кого защищать? Ее? Мыслю: ну сегодня в атаку не пойду.