Александр Сивинских - Имя нам – Легион

Я выдохся и замолчал.

– Страшновато, – признался Генрик. – Поэтому я сейчас попробую тебя опровергнуть. Думается мне, если бы Братьям нужны были агрессивные кретины для штурма Терранского правительства, они набрали бы как раз кретинов. И бросили бы их в бой сразу, наградив шикарным авансом и пообещав, в случае победы, еще больше. Так нет же, они почему-то отобрали людей с приличным образованием и высокими принципами. Тебя, меня, Березовского, Бородача, близнецов…

– Волка, – вкрадчиво подсказал я в надежде смутить его, и осклабился. С клыков моих капал яд.

– Волка в особенности, – сказал, ничуть не смущенный, Генка. – Да будет тебе известно, безжалостный наемник, скрывающийся под кличкой “Волк” – доктор исторических наук Вольдемар Евгеньевич Кашеваров. Интеллигент и умница, блестяще защитивший диссертацию в двадцать шесть лет. В двадцать шесть!

«Сколько же ему сейчас? – подумал я удивленно. – Выглядит-то – максимум на двадцать. Нет, не зря говорят, что маленькая собачка до старости щенок. Волчонок, то есть».

– Тема диссертации, – продолжал расхваливать Генрик таланты своего солдата, – нашествие Батыя на Русь и культурно-политические последствия Ига. Соображаешь, сколь трудно сегодня сделать на этом докторскую? Учти, не в модной манере превознесения животворного импульса, подтолкнувшего сонное славянство к рассвету и объединению. А в рамках классических представлений. С подробным, очень злым и остроумным анализом всех ляпсусов, которыми жонглируют популярные современные шарлатаны от истории. Понимаешь теперь, почему он к онзанам так враждебен?

Я сказал, что да, теперь понимаю. Но проникнуться к Волку любовью или там добрыми товарищескими чувствами, один черт, не смогу.

Генрик, понятно, огорчился.

– Ну и дурак, – сказал он. – Ладно, только учти, я ваше паучье противостояние так просто все равно не оставлю. Вы у меня еще облобызаетесь, голубчики, уливаясь слезами восторга от долгожданного примирения. Но это потом. Сейчас я продолжу о Легионе, а ты постарайся не перебивать. Посмотри, в каких условиях мы здесь находимся – парадиз, да и только. Зачем? Если бы тебя, меня, кого угодно, хотели надежно превратить в потерявших человеческий облик мерзавцев и подонков, мы бы жили по уши в холоде, дерьме, вшах и коросте. Жрали бы наполовину проваренную перловку с полусырым непотрошеным минтаем. А запивали холодным дрянным чаем без сахара, зато со вкусом комбижира. И клейстер из плесневелого картофельного крахмала с добавлением брома – от утренней стоячки – называли бы киселем. И радовались ему, как беспризорник мороженому. И озверели бы гарантированно. Десятикратно. А ты спишь на крахмальном белье и досыта кушаешь с серебра взбитые сливки и прочую гастрономию. Понимаешь, Капрал, люди с таким отношением к близким, как Братья, попросту не могут быть жестокими. Даже если ты прав, и они поворотят штыки против своих, уверен, не прольется и капли крови. Все будет чинно-благородно. А, да что там… – Он махнул рукой. – Но ты, кажется, говорил «первое»? Тогда что «второе»?

– Второе… – Я прекратил расхаживать по комнате, взгромоздился с ногами на кровать и уселся по-турецки. – Второе – что-то вроде смягченного варианта первого. Легион и его бурная деятельность – отвлекающий маневр. Базы, война, шумиха с делегациями… Демонстрируется судорожная активность, страх, ксенофобия. Недальновидность. Что, казалось бы, проще следующего решения проблемы – побросать воинства онзанов в необитаемые «трещины»? Пущай себе плутают там до скончания веков. Выбраться-то все равно не сумеют! И гражданское правительство Братьев с радостью пошло бы на сотрудничество. Да что там правительство! Само человечество Терры все силы и средства отдало бы, чтобы остановить отвратительную для их менталитета бойню. Почему никому и в голову не пришла эта мысль? Не потому ли, что малая война маскирует подготовку к войне большой?

– С кем? – хлопнул глазами Генрик. – С Землей что ли?

– Нужна им Земля, когда она уже давно под их властью, – сказал я.

– Ну, не знаю, – пожал плечами Генрик.

Я почесал грудь, живот, поправил мимоходом еще кое-какое специфическое хозяйство и продолжил:

– Не знаешь!.. Простая ты душа. Ладно, отложим пока Землю. Я над этим, признаться, еще не думал толком. Правильнее сказать, не думал вообще. Ляпнул навскидку. Да и с большой войной, наверное, загнул. Скорее уж пытаются Братья под шумок тихой сапой пробраться туда, куда их не пускают. Представь, насколько удобно скрыть под колпаком любой базы Легиона платформу с перфоратором нового поколения, предназначенного для бурения сверхглубоких скважин.

– Каких скважин? – не понял Генрик.

– В глубь «Зоны недоступности», – пояснил я терпеливо. – Той, что огорожена непроходимым для терран барьером.

– Нас, значит, в дверь, а мы, соответственно, в окно… – сказал Генрик не без удивления. – Свежо. Однако здорово отдает антропоцентризмом. – Он погрозил мне пальцем: – Ответь-ка, мистер Делай Как Я, что Братьям в «Зоне» нужно? Не пускают, следовательно, и соваться не стоит. Представляешь, какие там чудовища разума обитают, если сами терране для них – дети малые.

– Надо же, – искренне изумился я, – какой ты, Гена, законопослушный гражданин, оказывается!.. Диву даюсь, как только сюда-то попал. В этот рассадник отпетой шпаны, патологических неслухов и прочих плохишей? «Что им там делать?» – передразнил я его. – Так ведь интересно же! Сказку о Синей Бороде помнишь? Да таких сказок в мире – вагон и маленькая тележка. Возьми хоть бы тех же Адама с Евой… Любопытство вообще присуще приматам, ничего с этим не поделаешь. Как лезли под «кирпич», так и будем лезть, как заплывали за буйки, так и будем заплывать. И не напугают нас ни удары по носу, ни зрелище гниющих и обезображенных трупов неудачников. То же и Братья, наверное. Есть же у нас с ними общее в этом вопросе…

– Известное дело! – повеселел Генрик. – Знаешь, Капрал, версия, действительно, занятная. И, что немаловажно, достаточно человечная. Лучше уж бить стекла в киосках, отвлекая милицейское внимание, пока старшие кореша сейфы буржуев потрошат, чем военную хунту поддерживать. А уж Госдуму Терры я расстреливать ни за какие коврижки не стану. Будь она хоть трижды реакционной.

– Вот и договорились. Вместе не станем. – Я протяжно зевнул, да так широко, что перестарался, челюсть перекосила судорога. После двухминутных мучений вправил и сказал, стараясь открывать рот уже осмотрительнее: – Так какое наше окончательное резюме?

– Ты полоумный паникер, – сказал Генрик. – Это главное, это не подлежит никакому сомнению, да ты в этом и не сомневаешься.

Я с блудливой гримасой затряс головой, подтверждая, что действительно не сомневаюсь.