Василий Звягинцев - Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности

Когда наиболее глазастые и сведущие в силуэтах кораблей своего флота офицеры распознали ошибку, было уже поздно.

Воронцов сдвинул ручки машинного телеграфа на «самый полный». «Валгалле» редко приходилось превышать условно предельные сорок узлов, но сейчас это было необходимо. За те десять минут, что оставались до включения СПВ, опытные артиллеристы вполне могли успеть перенести огонь на новую цель.

Белли это тоже понимал, и, дав полный ход с отворотом на вест, приказал пушкам левого борта дать залп по боевым рубкам «Фьюриэса» и следующего за ним «Виндиктива». Опять болванками. Войны без жертв не бывает, но тут если кого и убьет, то лишь прямым попаданием или рикошетом. Зато удар будет впечатляющим, как молотком по надетой на голову каске, и на пару минут как минимум должен привести прячущихся за броней в изумление [84] Изумление, по-старорусски, не удивление, а потеря разума. .

Точно так и получилось. Двухсотридцатимиллиметровую броню снаряд не пробил, но при открытой задней двери круглая стальная банка рубки превратилась в резонатор. Тех, кто имел неосторожность прислониться к стенкам, сбило с ног с тяжелыми внутренними повреждениями, остальные обхватили контуженные головы руками, у некоторых из ушей потекла кровь…

На две критические минуты крейсер потерял боеспособность. Этого хватило.

Крейсера Купера ушли на рандеву со своим адмиралом. Там, где они оказались, их разделяет, если не вкралась в расчеты навигационная ошибка, лишь два десятка миль. Скоро встретятся, потому что координаты пространственного переноса Левашов не менял. Им найдется о чем поговорить. А если будут держаться дружно и сплоченно, даже и в тысяча девятьсот тридцать восьмом году на дальней окраине Земли восемь крейсеров — приличная сила. Тогдашний Южно-Африканский Союз такой не располагал, и его правитель генерал Смэтс (бывший бурский военачальник в ныне длящейся войне, кстати) при должном благоразумии может и найти общий язык с адмиралом Балфуром. Что такое разделившие их неполные четыре десятилетия? Пылинка на лацкане вечности.

— Вот и все, судари мои, — сказал Воронцов, сдвигая ручки машинного телеграфа на «средний». — Основная задача выполнена, переходим к последующей. Теперь вам карты в руки…

Его слова относились прежде всего к Новикову с Шульгиным.

Басманов хорошо понимал сложность положения, в котором оказались они с Сугориным и их, условно говоря, батальон. Настоящих рейнджеров первого призыва в нем осталось всего семьдесят, еще триста — люди полковника Максимова и прибившиеся за последние недели русские добровольцы-одиночки, продолжающие просачиваться сюда разными путями. Уцелевшие в боях волонтеры из полутора десятков стран составляли второй батальон в пятьсот примерно штыков. Штыки — это по привычке Басманов так считал, на самом же деле о настоящих штыках и штыковом бое здесь мало кто имел понятие.

То есть боевое ядро, умеющее воевать по-европейски, не насчитывало даже тысячи человек — чуть больше батальона, по штатам тогдашних армий. В стадии формирования находился еще один бурский батальон, с помощью Кронье и Боты набранный из молодежи, двадцати — двадцати пяти лет. Эти ребята, по преимуществу неженатые, нахватавшиеся кое-каких современных мыслей, в основном от тех же европейских добровольцев, готовы были обучаться и служить по законам регулярной армии. Басманов назначил им командиров, от взвода и выше, военспецов, так сказать. И почти половину старых рейнджеров, когда обстановка позволяла, использовал в качестве фельдфебелей-инструкторов.

Получалось, в общем, совсем неплохо, лучше, чем предполагал полковник, затевая это дело.

Еще у него было две полевые батареи по шесть весьма приличных французских 75-миллиметровых скорострелок с унитарными патронами. И достаточное количество пулеметов ПКМ и РПК.

Все это войско они с Сугориным назвали ударной бригадой особого назначения.

И оба старых бойца как бы стеснялись говорить, что одной «кадровой» ротой своих первопоходников они могут за пару недель свернуть эту войну. Согласовав все предварительные вопросы с Кирсановым. Высадиться около полуночи с «Изумруда» рядом с Кейптауном, войти в город и устроить там такую Варфоломеевскую ночь… Потом оттуда — навстречу бурам, по английским тылам. Днем прятаться, ночами гулять — без выстрелов, с одними ножами и ноктовизорами.

И, может быть, до этого дело дойдет. Хотя очень бы не хотелось.

Басманов подумал: вот, он двадцать семь лет жил и служил, известно, до чего дослужился. До никчемных капитанских погон, константинопольских трущоб и ужина за пол-лиры. Потом стал рейнджером и даже комбатом у них.

А скажи ему, допустим, фельдфебель параллельной группы князь Вадбольский в училищной курилке весной четырнадцатого года:

— Знаешь, Миша, все эти войны, истории которых мы старательно учим, — полная херня! Соберем двадцать умелых бойцов, поедем в Берлин и в Вену, застрелим кайзеров, обоих, начальников их Генштабов и сами штабы бутылками с керосином спалим. И все — никакой войны не будет…

Что бы он, тогдашний старший унтер-офицер старшей роты артиллерийского училища, ответил? Что так нельзя, так не воюют?

А что же сейчас? Что ему мешает думать и действовать, как при Каховке, при захвате Царьграда и позже? Неужели то самое, на что намекал Александр Иванович, — давление времени? Неизвестный закон природы, не позволяющий человеку, включенному в собственную эпоху , выходить за рамки принятого в ней образа жизни? И сейчас, лишенный поддержки и контроля товарищей из будущего, он снова сдвигается назад, за ранее один раз перейденный рубеж?

Басманов отогнал ненужные мысли. На самом деле — единственно верные.

Снова начал рассуждать, как командир этого времени, поставленный в такие вот условия. Условия были не очень. Месяц боев подтвердил, что основное бурское войско к сражениям с решительным результатом не готово. Это относилось и к рядовым бойцам бурских коммандо, и к их предводителям . Назвать их «офицерами» можно было только в ироническом смысле. Или — из лести.

Устояв в оборонительных боях, нанеся англичанам несколько чувствительных поражений, даже заняв Наталь, объединенные силы обеих республик почти полностью утратили боевой порыв. Прорвавшись к предполью Капского хребта, на двести километров южнее Де Ара, «армия» за следующую неделю успела потерять больше половины личного состава, занявшегося грабежами и сопровождением домой трофеев. Их, ничего не скажешь, захвачено было просто невероятное количество для этих привыкших к натуральному хозяйству людей. Не говоря о качестве обмундирования, обуви, тканей, конской сбруи, шанцевого инструмента и т. д. и т. п. Это все равно, как толпу советских послевоеннных колхозников запустить в американский супермаркет Вулворта: «Гуляй, ребята, здесь все ваше и бесплатно!»