Ян Валетов - Дети Капища

Отходить к морю? Только для того чтобы утопиться! Обратно в болото? Пожалуй, надо рискнуть. Это даст шанс помереть не сегодня, а завтра, например. А за двадцать четыре часа жизни стоит побороться в любом случае. Тем более что их могут и не заметить. Тогда появляется надежда отсидеться. Если, конечно, они сразу же не спустят собак…

Сергеев невесело ухмыльнулся.

«Вот за что идет борьба! Не за жизнь, а за возможность отсидеться и умереть не завтра, а послезавтра. За лишние двадцать четыре часа».

Припадая на больную ногу, он нырнул вглубь развалин, где, крепко охватив влажной от пота ладонью рукоять снятого с предохранителя древнего АК, ждал его Кручинин.

Но приехавшие не были новичками в своем деле и спустили собак почти сразу же, как цепь сделала первые шаги, так что надежда отсидеться незамеченными канула в небытие вместе с очередью из автомата, которой Сергеев срезал первого бразильеро, распластавшегося в стремительном прыжке.

Плотина была огромна. Сейчас, зимой, она была просто чудовищно огромна, как водопад Виктория или Ниагарский водопад — только рукотворный.

Сергеев представил, как они со своим катером выглядят сверху — маленький жучок у бетонной стены, уходящей в белесый снежный туман.

Там, где плотина лопнула, зияли провалы, заполненные застывшими ледяными глыбами. Под ними и сейчас вниз изливалась вода, бесконечным и беспрерывным потоком скользя под метровым слоем льда, укрывавшим вертикальную бетонную стену.

— Ничего ж себе, — сказал Вадик, задирая голову, — это ж как долбануло, чтобы такую махину разбить! Да на куски! Я себе и представить не могу!

— Ты где был во время потопа? — спросил Михаил, сверяясь по GPS с картой на планшете.

Ветер затих, но, судя по нависающему грязно-серому небу, погода не обещала стать лучше: при полном штиле сыпало густым, как проливной дождь, снегом, который с каждой минутой становился все крупнее и крупнее, сбиваясь в неправдоподобно большие хлопья. GPS барахлил. Благо установить координаты места, где они сейчас находились, можно было и по карте, а ошибка в несколько километров на полторы сотни верст ни на что не влияла.

— В армии я тогда был, — ответил Вадик, придерживая капюшон. — На сверхсрочную собирался остаться. Спецназ, ВДВ.

— В России? — догадался Сергеев.

— Ага. А тут у меня девушка была. В Херсоне. Мы в Питере познакомились, когда я в отпуске был… Летом 2005-го… Ну сам знаешь… Типа любовь-морковь, вечная верность… Я думал — так, пройдет. Забуду ее, как всех прочих.

Капюшон таки свалился с его стриженой головы, но Вадим его поправлять не стал, а щелкнул зажигалкой, прикуривая влажную, пятнистую от тающих снежинок сигарету.

— В общем, она мне писала. Я ей. Договорились встретиться, подать заявление…

Он замолчал.

— Любовь-морковь, говоришь? — спросил Михаил. — Я думаю, это по-другому называется.

— Да это я так… У нас в роте так говорили. С ней, Миша, все серьезно было. Очень серьезно. Так что, когда все это… Когда началось, я все на хер бросил и рванул сюда, в Зону. В Херсон.

— Сочувствую. Там мало кто выжил.

— Да, — сказал Вадим жестко. — Мало кто. Можно сказать — никто. Но я ее нашел. Неживой, но нашел. В Мертвых Заводях. Слышал о таких, Сергеев?

Мертвых Заводей было много по всему пути Волны. Так называли места, куда волей причудливых течений сносило огромное количество тел. В каждом городе были свои Мертвые Заводи. Тысячи, а то и десятки тысяч распухших от воды и жары, разлагающихся трупов, которые невозможно было похоронить. Впрочем, их никто и не хоронил. И сейчас, спустя двенадцать лет, можно было набрести на огромные участки, из которых наверх торчали человеческие кости, еще не растасканные зверьем. Это и были бывшие Заводи — огромные братские могилы. Найти там кого-то…

Мертвые Заводи называли еще и Рачьими. Сергееву не хотелось вспоминать почему.

Он искоса взглянул на Вадима, огромные уши которого наливались алым от крепчающего к ночи мороза.

— Не смотри так, Миша, — попросил он. — Ты же знаешь, я нормальный…

По глубокому убеждению Сергеева, остаться нормальным, живя на Ничьей Земле, было нереально, но противоречить командиру коммандос он не стал.

— Я ее действительно нашел. По кольцу. Я ей дарил такое колечко, необычное. С нашими инициалами. Ее Викторией звали…

Сергеев невольно вздрогнул.

— …так что В и В, получалось. Такой вензель красивый, все переплетено.

Вадим вздохнул, тяжело и глубоко, и выпустил в воздух струю сигаретного дыма.

— Я ее неделю искал, думал, мозгами поеду… А когда нашел, там, Миша, кроме кольца узнавать было нечего. Я остался. Помогал, чем мог. Потом закрыли границы, ну когда пошли разговоры, что это была ракетная атака, типа диверсия. Мне тогда возвращаться в Россию совсем кисло стало, столько я тогда насмотрелся. Все эти заградотряды, белые каски, блядь, ревнители законности! Ясно стало, что тут я нужнее. Сколотил вокруг себя правильных ребят, что-то типа отряда охраны правопорядка, и начал патрулировать территории. И все было путем, пока мы не нарвались… И если бы не Равви!

Лязгнул утепленный прошитыми матами люк «хувера», и на мороз полез Мотл, похожий на киношного вампира, со своим белым пухом на черепе, безбровым лицом и красными, воспаленными глазами.

— Ох, как тут душно… — выговорил он хрипло, хватая губами летящий снег. — Надо проветрить.

— Ничего, Матвей, — отозвался Сергеев. — Проветрить — не натопить. Оставь люк открытым на минутку, и будешь зубами лязгать.

— Там твой Арафат доходит тихо. Ртом воздух хватает, аки рыбка, — Мотл встал на лед рядом с ними, поднял воротник дохи и уперся взглядом в бетонно-ледяной ансамбль разрушенной плотины. — М-да… Я и забыл уже, как это выглядит вблизи. Хотя бывал здесь, правда, зимой — в первый раз… Вон там, слева, отсюда не рассмотреть, на скалах большой круизный корабль. Раньше был, как новенький, издалека. Лет пять назад… Впечатляет, надо сказать…

За пеленой снегопада и сгустившейся вязкой тьмой рассмотреть что-либо было невозможно. Свет фар «хувера» казался тусклым и слабым, огромная стена плотины ощущалась в сумерках, как нависшая над ними угроза, весом в миллионы тонн.

— Заночуем здесь, — сказал Сергеев. — Ночью объезд не найти. Дай бог, чтобы он вообще существовал, этот объезд. Рельеф меняется ежегодно, от каждого ливня и особенно во время половодья. На крайний случай мы можем вернуться на три километра назад и уйти левее. Там объезд есть точно, только это на пятьдесят километров удлиняет путь.

— Прямо под плотиной ночевать? — удивился Матвей.

— Нет, конечно. То, что справа от нас, это остров. Основание — скальное. Есть места, где можно забиться в норку. Вадик, давай-ка, за руль и тихой сапой к скалам. Это там!