Алексей Калугин - Мертвоград

Объясняясь условными знаками, патрульные разделились на две группы, чтобы одновременно перекрыть вход в оба помещения.

Но прежде чем они успели сделать это, один из них услышал приказ.

– Третий! Нейтрализуйте пятого!

У номера третьего даже сомнения не возникло в том, что приказ может оказаться ошибкой. Или, того хуже, чьей-то глупой шуткой. Или же голос в наушнике мог и вовсе ему померещиться. Номер третий, так же как и любой другой из группы «Март», знал, что приказ следует выполнять не задумываясь. Поэтому он поднял автомат и выстрелил в номера пятого.

Стрелять пришлось несколько раз. Кевларовый бронежилет надежно защищал грудь и живот патрульного даже от выстрелов с близкого расстояния. С каждым выстрелом тело номера пять вздрагивало, как от удара током, и он делал короткий шаг назад. До тех пор, пока спиной не уперся в стену. Почему-то только тогда номер третий поднял ствол автомата выше, и очередная пуля разбила забрало шлема номера пятого.

Приказ был выполнен, и номер третий почувствовал легкое замешательство. Жесть твою, что ж я сделал? Ну, или что-то вроде того.

Но довести эту мысль до логического завершения он не успел – пуля из автомата номера шестого разворотила ему мозги.

Номер шестой действовал технично. Получив приказ нейтрализовать номер третий, он сзади приставил ствол к срезу его шлема и только один раз нажал на спусковой крючок.

В отличие от номера третьего, номер шестой не испытывал сомнений. И умер он, без сомнения, легко, когда нож номера первого перерезал ему горло.

Естественно, номер первый также действовал не по собственной инициативе, а в соответствии с полученным приказом. Хотя и не понимал его смысла. Но это ведь и не входило в его задачу. Точно?..

Номер второй и номер четвертый одновременно получили приказы нейтрализовать номер первый. Быстро справившись с этой задачей, они получили новые приказы.

– Второй! Нейтрализовать четвертого!

– Четвертый! Нейтрализовать второго!

Они не были знакомы друг с другом. Они даже не знали, как зовут того, в кого они стреляют.

Главным для каждого из них было выполнить приказ. Точно и беспрекословно.

Не думая о том, кто отдает приказы.

Не думая, какой в этом смысл.

Не думая, к чему это может привести.

Не думая вообще ни о чем.

Размышления ни к чему хорошему не приводят.

Как правило.

Он шел куда-то.

Медленно переставлял заплетающиеся ноги.

Одну за другой, одну за другой.

Он куда-то шел?

Цеплял носками кроссовок выбоины в асфальте.

Он шел, потому что чувствовал, что надо идти.

Нет, он чувствовал, что нельзя останавливаться.

Он шел, обхватив себя за плечи, опустив голову.

Он видел только асфальт. До отвращения серый.

Временами по серому расползались пятна света. Желтые, зеленые, синие, красные…

При виде красных пятен света его почему-то всего передергивало. Как затвор автомата. Он делал шаг в сторону и, теряя равновесие, едва не падал.

Иногда асфальт становился абсолютно черным. И тогда ему казалось, что он идет над бездной. Которая уже давно всматривается в него.

И намерения ее были темны.

Он не знал, куда он шел. Просто не задумывался над этим. Хотя, наверное, стоило бы.

Или – нет?..

Какая разница!

Да, именно так!

Он уже не видел, не мог различить разницу между тем, что было, и тем, что еще только будет.

Ему было все равно, куда идти.

Не замечая того, он пару раз вывалился на проезжую часть.

Его спасало лишь то, что после Исхода машин на дорогах стал заметно меньше. Особенно ночью. Добропорядочные граждане, если и выходили из своих домов – кто за пивом, кто за дурью, кто за чем-то еще, что может потребоваться среди ночи так, что аж невтерпеж, – старались далеко от своих домов не отходить. Как в былые времена, слово «двор» вновь становилось системообразующим понятием. За свой двор нужно стоять горой. С чужими разбираться строго конкретно. Только так можно выжить в этом новом, распрекрасном, твердь его, мире, где Оруэлл и Хаксли перемигиваются, выглядывая из-за забора, и насмешливо косятся в сторону Кафки. Да и осторожнее стали нынче водители. Осмотрительнее. Потому что неизвестно, на кого еще можно налететь. Рассказывают, что был случай, сбил водитель вот такого же, невесть откуда вывалившегося на дорогу чудака, вроде бы пьяного, потому как мотало его здорово, остановился, вышел из машины, чтобы, значит, глянуть, жив ли, а тот, в смысле жертва, сам на ноги вскочил да и вцепился ему зубами в глотку. Ну а оружие сейчас уплывает на черный рынок быстрее, чем его у незаконных владельцев конфискуют. Говорят, что скоро вообще будет разрешено легально владеть ручным огнестрельным оружием. Потому что человек должен иметь возможность защитить собственную жизнь. А то ведь с голыми руками он против любой из тварей все равно что цыпленок против крокодила. Пыжиться и хорохориться можно сколько угодно, да только все равно изначально ясно, кто кого проглотит. Так что, ежели ж ты сидишь за рулем, а на дорогу перед тобой вываливается какой-то странный тип, смахивающий не то на пьяного, не то на обдолбанного вусмерть нарка, а может, и на сырца, лучше даже не пытайся выяснить, кто он есть на самом деле, а постарайся аккуратно объехать. И следуй далее своим маршрутом, забыв о том, что видел. Честное слово. Это нынче тебе любой автолюбитель скажет. А уж о шоферах-профессионалах и говорить нечего.

Временами он поднимал голову и смотрел по сторонам. Трудно сказать, пытался ли он сориентироваться или делал это автоматически. Но видел он вокруг себя только смутные, расплывающиеся тени, сквозь которые местами пробивался свет. То яркий, то тусклый. Но неизменно такой же неясный, как плывущие сквозь туманное марево призрачные болотные огни. Неизвестно откуда и непонятно куда.

Еще он слышал звуки. По большей части кажущиеся странными и незнакомыми. Нереальными и нездешними. Хотя, скорее всего, это было не так. И причиной всего кошмара было неверное, болезненно искаженное восприятие действительности утратившим привычный ритм работы мозгом.

Как ни странно, он это понимал. Но не мог ничего поделать. Словно чья-то чужая воля влекла его все вперед и вперед, дальше и дальше…

Дальше и дальше…

Дальше и дальше…

Хотя кто может поручиться в том, что он не ходил по кругу? Уж он-то сам точно не был в этом уверен.

Он уже не мог быть уверен ни в чем.

Он словно ушел в другой мир. Перешел на новый уровень. Опрокинулся в иную реальность.

Он не мог с уверенностью сказать, где у него левая рука, а где правая. Да и без уверенности тоже был не в состоянии разобраться в таком простом, казалось бы, вопросе. Он даже и не пытался. Потому что знал, что все равно не получится.