Олег Верещагин - Я иду искать. История третья и четвертая

— К брату за меня сватался один ратэст... но я его даже не видела. Он не вернулся с Эргая.

— Вот как... — Вадомайр вздохнул. — Такова жизнь воина. Конечно, за простолюдина выйти спокойней.

— Я не думала об этом, — девушка села на плащ. — А ты женат, кэйвинг?

— Ты смело спрашиваешь, — усмехнулся Вадомайр. — Я женат.

И, перешагнув через скамью, отошёл к борту. И увидел, как Дан, помедлив, сел рядом с девушкой — неловко, словно у него болели суставы.

Утром Вадомайра разбудила неистовая ругань кормчего. Половина скида была на ногах и сейчас угрюмо рассматривала бочонки с водой.

— Тому, кто воду в них лил, нужно руки вывернуть! — неистовствовал кормчий. — У вас что — глаза бельмами позарастали — месяц стоял скид на сухом пути, трудно было бочонки снять?! Они ж рассохлись!!! Воды на день осталось!

Вадомайр чертыхнулся. Ведь просил Ротбирта посмотреть! Хотя... винить надо себя, скид свой. Личный. И... стоп!

— Не кричи, — махнул он рукой кормчему. — Размачивали бочонки. Я сам смотрел.

Кормчий фыркнул и щёлкнул по одному из бочонков ногтем. Сухой звук. И щели — широкие щели, словно бочонок весь этот месяц валялся на солнцепёке!

— Чушь какая-то... — Вадомайр наклонился к бочонку, прикоснулся к щелям, словно они могли пропасть от прикосновения. — Так... Где можно набрать воды?

Кормчий прищурился, окинул задумчивым взглядом горизонт.

— На побережье — в любом месте, пожалуй. Но день потеряем.

— Без воды всё равно не плыть, — усмехнулся Вадомайр и махнул рукой на восток: — Вперёд! — а сам подошёл к Дану. Спросил тихо и прямо: — Понравилась девчонка?

Щёки данвана вспыхнули алым. Он опустил глаза.

— У меня раньше не было девчонки, — сказал Дан. — Они глупые и визгучие... ну, я так думал. Пока не увидел Онлид, — и он поднял голову. — И что мне делать? — с вызовом спросил он.

— Не знаю, — ответил Вадомайр. — Может быть, пристрелить её? Как думаешь?

Зелёные глаза вспыхнули гневом, мальчишка схватился за рукоять меча. И отпустил её явно с трудом:

— Если бы ты не спас меня... — с трудом выговорил он. — Анта кэй'рд свикма йост...

— Фрианд фартта окка анванс, — ответил Вадомайр. — Я не убивал данванских девчонок. А вот твои собратья анласских убивали, так за чем же дело, чем она лучше? Тем, что оказалось — тут живут люди, с которыми можно дружить и которых можно любить, а, дэм Гато й'Харья, окка Данвэ, окка рагром фюльк?

Дан отпустил рукоять и, резко отвернувшись к борту, ударил в него кулаками и гортанно коротко выругался.

«Аврора» вошла в устье речушки одновременно с настигшим скид ураганом. Кто-то полушутя-полусерьёзно предположил, что бочонки рассушил вуйпер [14] Добрый морской дух, спасающий от штормов, в верованиях анласов. , чтобы спасти скид и людей. Но шутки шутками, вот ураган был чудовищный, и кормчий отвёл скид глубоко в реку.

— Мы на землях Вилеты, — определил Вадомайр. — Наберём воды, отстоимся и пойдём дальше. По берегу особо не шляйтесь.

Сказать по правде, Вадомайр был бы не прочь, раз уж занесло сюда, перекинуться парой слов с кэйвингом Вилеты. Но искать — долго, а людей вокруг не было видно. Очевидно, шторм позагонял всех в тихие места — волнение ощущалось даже в реке, а над берегами гуляли ветер с дождём. Скид затянули кожей, чтобы получить палатку.

— Воды несколько больше, чем надо, — пробурчал один из тех, кто ходил с бочонком к ручью. — А в двух перестрелах от берега болтается какая-то скорлупка — похоже, морским духам захотелось позабавиться. Ух валяет её!

Камней у берега тут не было — а значит, всё зависит от искусства неведомых мореходов. Если и опрокинет — не спасёшь никак... Так что никто не изъявил желания пойти посмотреть. Никто — кроме Вадомайра.

— Взгляну, — коротко сказал он, отстраняя полотнище, прикрывавшее вход.

— Не ходил бы, кэйвинг, — лениво посоветовали с кормы. Кто-то зашевелился — идти тоже, но Вадомайр отмахнулся:

— Я скоро...

...Над морским берегом, куда Вадомайр добирался довольно долго, ветер бил так, что, дуй в спину — наверняка затащил бы в воду. Высокие волны, украшенные белыми гребнями — как боевые шлемы — с громом ударяли в берег, и мальчишка ощутил, как содрогается земля. Солнце еле пробивалось сквозь тучи, перемешавшиеся с морем. Не иначе как доплёскивали до неба... Вадим подумал вдруг, что, если когда-нибудь вернётся домой, то будет знать, что писать. Ему стало смешно, когда он вспомнил о «поисках», «концепциях», «интерпретациях» и прочей лабуде, которую он не понимал и не принимал и раньше... но теперь неприятие, как щитом, закрылось презрением к тухлым внутримозговым поискам «художников от слова худо». Малевичи-Кандинские-Шагалы, ха! Нарисуйте вот эти волны, это свирепое солнце, эти содрогания тверди под ногами... А он — он нарисует. Во всяком случае — попробует.

Корабль мотало уже гораздо ближе к берегу. Похоже, судно было с востока, «из другого мира» — узкий корпус, две высокие мачты, чуть закинутые к корме, без парусов (сорвало или убрали?) Уж не один ли из «купцов», приплывавших в порт, попал в шторм? Разобьёт ведь. Вадомару стало жаль красивый корабль и людей на нём. Им надо грести на запад изо всех сил, а у них даже вёсел нет — вот что значит не иметь вёсел! Вышвырнет на берег — и размолотит даже на пляже. Без скал.

Корабль ворочало между валами, как щепку. Молния вдруг залила всё вокруг разноцветным сиянием и, падая, мальчишка успел ощутить боль в затылке и удивиться, что не услышал грома.

Буря кончилась.

Это было первое, что подумал Вадомайр, открыв глаза, потому что над ним было летнее безоблачное небо, с которого лилось солнечное тепло. Он попытался встать...

...и обнаружил, что связан. Весёлый смех, прозвучавший неподалёку, ударил его, как плеть.

— Да не дёргайся ты, — сказал кто-то по-русски. Вадим извернулся...

Он лежал на опушке небольшой дубравы, в глубине которой всё тонуло в тени. На торфяниках, расстилавшихся ниже, стояла хижина, до неё было шагов сто. А совсем рядом горел костёр, и двое людей в чёрном (вот блин!), повернувшись, смотрели на связанного парня. Над огнём жарился большой кролик, а люди улыбались.

Вадиму улыбаться совсем не хотелось. Его подкараулили и огрели по затылку, как... как этого кролика, жарящегося над костром!

Одному из сидящих было лет двадцать — смуглый красавец с неожиданно серыми глазами, орлиным носом и тонкими губами. Другой был лет на пять младше — плечистый, рослый, светлокожий и белобрысый. У обоих на коленях лежали парные ножны — длинные, слегка изогнутые сабли, длинные прямые кинжалы.

— Очнулся, Вадик? — белобрысый встал и подошёл ближе. — Хорошо. Я уж решил, что огрел тебя сильней, чем нужно.