Вячеслав Шалыгин - Бой с Тенью

— Вижу, что трезвый. Ну, проходи. Что стряслось?

Анатолий прошел и плюхнулся в кресло. На его лице была написана крайняя озабоченность, а мысли роились как пчелы.

— Феликс и Кирилл Мефодьевич…

— Келлы. Дальше.

— Дальше?! — Филиппов даже подпрыгнул. — Этого мало?! Я слышал, как эта парочка обсуждала, надо ли укреплять какую-то базу. Причем защищать ее они собираются не от «тунгусов», а от каких-то «светлых».

— Все верно, «светлые» — это враждебно настроенные келлы.

— Враждебно настроенные? А эти? «Темные» и миролюбивые?

— «Багровые». С ними мы достигли договоренности мирным путем.

— А, понимаю! Они выторговали себе уютную базу в обмен на информацию? В обмен на предательство собственного народа?!

— Только не надо патетики, — Андрей поморщился. — Что тебя не устраивает? На войне хороши любые эффективные средства. Использование пятой колонны — одно из них. Или ты думал, что мы будем поочередно вызывать всех келлов на благородную дуэль?

— Но ведь они предатели! Как вы можете им верить? Как только появится возможность, они не задумываясь предадут и нас. А вы дарите им базы! Да еще, наверное, с оружием?

— Мы просто прячем их в укромном месте. Что-то вроде программы защиты свидетелей.

— Но зачем?! Неужели не понятно, что стоит им получить прощение от своих сопланетников, и они начнут работать против людей! Зачем пригревать на груди гадюк? Раз они келлы, то и разговор с ними должен быть коротким! Вы посмотрите, что творят их боевики! Страну постепенно охватывает настоящий хаос! Взрывы, поджоги, катастрофы! Мы должны поднимать народ, доводить до общества информацию о том, откуда реально исходит угроза, а не сортировать врагов на «красных» и «белых»!

— Во-первых, на «светлых» и «багровых», а во-вторых, категоричность никогда и никого не приводила к верному решению. Ты же взрослый человек, Анатолий, а рассуждаешь, как сопливый национал-комсомолец. Поднимать народ! Как только тебе такое в голову пришло? Ты представляешь, что начнется, когда народ — и так уже взвинченный от затянувшейся войны с международным терроризмом — узнает, что кроме угрозы с востока существует еще и внешняя, инопланетная? То, что происходит сейчас, еще не хаос. Настоящий, первобытный хаос вернется на Землю, если общественность пронюхает, что начавшаяся кампания направлена против пришельцев, а не террористов. Нам и так трудно держать ситуацию под контролем, а ты предлагаешь и вовсе столкнуть все лавины со всех гор?

— Можно же подготовиться. Собрать наиболее ответственных журналистов, растолковать суть проблемы, настроить их на конструктивный лад. Чтобы не паниковали сами и не сеяли панику со страниц своих изданий…

— А как определить, ответственные они или легкомысленные? И потом, после того как произойдет «вбрасывание» информации, кто запретит работать над проблемой нечистоплотным журналюгам? Пока не сделано официального заявления, версии о том, что все вновь возникшие горячие точки объединяет инопланетный след, появляются лишь в бредовых статьях бульварных газет. Но стоит нам только заикнуться о келлах, пресса взорвется, как тысяча бомб. И никакие увещевания этого не предотвратят. Такая сенсация уничтожит все и всех. Тебя и меня в том числе.

— А я бы рискнул! — упрямо заявил Филиппов. — Слишком многое решается кем-то за всех. Вот и вы исходите из подобных установок, а между тем это порочная практика. Дайте народу право самостоятельно решать свои проблемы. Он сделает верный выбор быстрее и грамотнее любых экспертов!

— А тебя-то кто уполномочил быть гласом народа? — насмешливо спросил Андрей. — Я почему-то не помню, чтобы в последнее время проводились какие-нибудь референдумы.

— Все верно, меня не выбирали, но ведь я говорю чистую правду, и вам это известно! Просто вы стоите на позициях начальства и отчаянно не хотите их уступать!

— Отчаянно не хочу, — согласился Соловьев, уже откровенно издеваясь над химиком-патриотом. — Поскольку уступать их некому. И не согласится никто занять мое место. Слишком уж оно неуютное. Вот ты, например, пойдешь?

— У меня другие обязанности, — буркнул Филиппов, пряча взгляд.

— Вот и я о том же. Иди, Толя, исполняй свои обязанности. А о народном фронте лучше забудь. Или придется тебя расстрелять, как говорится, по законам военного времени.

— За что?! — ужаснулся Филиппов.

— За то, что мешаешь работать, — Андрей недобро улыбнулся и указал на дверь.

Анатолий удалился с гордо поднятой головой, но очень торопливо.

Соловьев устало помассировал виски и развернул к себе настольный будильник. Стрелки почти сошлись на двенадцати, но спать больше не хотелось. Промывать мозги подчиненным в общем-то являлось прямой обязанностью руководителя аналитической группы, но он никак не рассчитывал, что придется делать это круглосуточно. Хотя все зависело от персоналий. Если говорить о Вере…

Говорить о Вере было не с кем, разве что с ней самой, но она скорее всего уже спала…

Новый стук в дверь был прямой противоположностью первому: негромким и робким. Андрею даже не потребовалось напрягаться и применять свои исключительные способности. Вера не спала. Соловьев окинул взглядом комнату и, быстро спрятав несколько валявшихся не на месте вещей, прошел к двери.

— Добрый вечер, — пытаясь скрыть смущение, Вера улыбалась.

— Проходи, — Андрей посторонился.

— Я только хотела спросить… — смущенно пролепетала девушка.

— Который час. — Соловьев обнял ее за талию и буквально втянул в комнату. — Полночь.

Оказавшись в объятиях Андрея, девушка прикрыла глаза и невольно задержала дыхание. Ее губы оказались настолько близко, что удержаться от поцелуя Соловьев был просто не в силах. По телу Андрея разлилось сладостное оцепенение. Губы Веры были горячими и нежными, и оторваться от них было очень даже непросто. Спустя несколько минут он все же пересилил себя и чуть отстранился. В свете одинокой, прикрытой плотным абажуром лампочки казенного торшера глаза девушки блестели особенно загадочно, хотя чересчур глубоких мыслей в них не читалось. Впрочем, в такой ситуации и Андрей не смог бы блеснуть ни умом, ни сообразительностью. Да этого от него и не требовалось. Что делать дальше, было понятно и без пространного анализа. Он подхватил Веру на руки и отнес на кровать…

Вера спала крепко и безмятежно, трогательно уткнувшись в его плечо. Андрей повернулся на бок и с сожалением высвободил руку. Девушка, все еще цепляясь за остатки сна, натянула одеяло на подбородок. Будить ее было жаль. Соловьев, конечно, не рассчитывал, что им удастся выспаться, но вставать в пять утра было все-таки рановато. Особенно, если ты угомонился только в три ночи.