Вячеслав Шалыгин - Бой с Тенью

— Что же они так-то? — продолжала причитать старушка у дверей. — Можно было же медикам их сдать. Совсем сердца у людей не осталось?

— Медикам? И отвечать потом? Вы же видите, что с ними сделали! Всей ротой, наверное, насиловали, сволочи!

— Не может быть, чтобы это солдаты…

— А кто? Бандитов поблизости нет, а издалека они в таком состоянии дойти не смогли бы… Вот и прячут их теперь здесь…

— Может, начальство позвать?

— Ну, постучите… Только не выйдет начальство. Рука руку моет…

Сначала Вера никак не могла избавиться от чувства брезгливости к этой грязной, окровавленной шлюхе, которая наверняка пришла в казарму добровольно, в поисках приключений, и не успела убежать, когда озверевшие от страшной бойни солдаты набросились на нее всей ротой. Но спустя какое-то время, когда девочка, чуть согревшись, доверчиво прижалась здоровой щекой к ее плечу, Вера вспомнила Покровку, толпу ужасных головорезов, и ей стало понятно, что все прежние понятия о плохом и хорошем безнадежно устарели. Вера расстегнула куртку и накрыла девочку ее полами. От волос соседки пахло дымом, но сквозь этот сильный и стойкий запах пробивался оттенок чего-то еще. Чего-то мирного, из прежней жизни. Духов или шампуня… Недорогого, но вполне приличного. Такие вещи обычно покупались на деньги, сэкономленные после походов в магазин или в школьную столовую… Вера вдруг осознала, что ее новой знакомой гораздо меньше лет, чем это казалось на первый взгляд. Всего пятнадцать-шестнадцать. Она отстранила девочку и расстегнула еще и «молнию» комбинезона. Под утепленным армейским комбинезоном на Вере были только футболка и трусики. Теперь маленькая наивная жертва войны получала все тепло, которое только могла ей дать старшая соседка…

Где-то далеко громыхнули подряд несколько взрывов, и голоса в вагоне затихли. Почти сразу состав дернулся, лязгнули буферные сочленения, и поезд начал куда-то двигаться. Сначала Вера решила, что его просто отгоняют чуть дальше, чтобы освободить место для нового, но поезд постепенно набирал ход и очень скоро разогнался до такой скорости, что в вагоне вновь стало нестерпимо холодно. Из многочисленных щелей страшно дуло.

Крики отчаяния, ропот и причитания слились в единый гул, и Вера перестала различать слова. Поезд все куда-то ехал, женщины кричали, умолкали, снова кричали… Это казалось бесконечным ночным кошмаром… Стук колес, далекий грохот, рыдания, крики, опять стук колес… остановка, новый разгон… стук колес…

Снаружи властвовала ночь, и в кромешной тьме вагона было не просто страшно и плохо, а жутко. Вера уже не могла стоять, ноги гудели, а голова кружилась, но сесть в такой давке было невозможно. Ей приходилось утешать себя тем, что ее хотя бы не задавили, как одну из женщин где-то в конце вагона. Шепотки разнесли эту весть мгновенно.

Девчушка на груди у Веры более-менее согрелась, но в себя так и не пришла. В горячечном бреду она пыталась куда-то бежать, вырывалась, но теснота сдерживала ее порывы лучше смирительной рубашки. В конце концов она успокоилась, но эта пауза продолжалась недолго. Когда поезд резко дернулся и, подвывая железом, начал замедлять ход, спутница, словно прощаясь, коротко поцеловала Веру в щеку и почему-то резко отстранилась. Вера не успела выяснить причину такого поведения, потому что двери открылись, и в глаза полуживым пассажиркам товарного состава ударил яркий свет.

— Господи! — охнул кто-то снаружи. — Совсем там эти вояси с ума посходили! Вы только посмотрите, сколько тут народу! Анна Витальевна, свяжитесь с подстанцией, пусть присылают все свободные машины…

— Выходите, — предложил кто-то полным участия голосом. — Вы в безопасности. Все позади…

Яркие лампы развернулись чуть в сторону, и Вера увидела стоящие перед вагоном машины «Cкорой», большой грузовик с эмблемами МЧС и пару автобусов. Судя по номерам машин, поезд как ни мчался в неизвестность, а вернулся на одну из станций родного города. Несколько человек в оранжево-синих комбинезонах уже тащили от грузовика кипы одеял, а медики сгружали прямо на перрон носилки.

Поток людей, сначала робкий, как первая капель, но с каждой минутой все более усиливающийся и нетерпеливый, выплеснулся наружу, вынося Веру и ее безымянную подружку. Девушка почему-то обмякла и поползла куда-то вниз, под ноги толпе, но Вера сумела ее удержать, хотя поплатилась за это разбитым о край двери локтем и оттоптанными ногами. Буквально вывалившись из вагона, она отползла в сторону и села, подтянув к себе тело спутницы. Уложив голову девушки на колени, она махнула рукой, чтобы привлечь внимание санитаров.

Подскочившие медики проворно погрузили несчастную на носилки и укрыли одеялом.

— Петр Григорич, проверьте! — крикнул один. — Куда нести?

Неторопливый даже в такой толчее врач прощупал на шее у девушки пульс, приподнял веко и посветил в зрачок маленьким фонариком.

— В холодную, — он махнул рукой в сторону отдельно стоящего бортового грузовика.

— Нет! — Вера вцепилась в его рукав. — Проверьте еще раз! Она жива!

— Не мешайте работать, — неприязненно ответил доктор, резко высвобождая руку. — Мне очень жаль… — бросил он через плечо уже на ходу.

— Жаль, — повторила Вера, зачарованно глядя на безвольно повисшую через край носилок руку спутницы.

— Вставайте, девушка, — кто-то помог ей подняться и заботливо застегнул сначала комбинезон, а затем и куртку. — Вот возьмите и ступайте во-он туда…

В руках у Веры оказалось одеяло. Она пошла в указанном направлении, то и дело натыкаясь на других, бредущих туда же людей. Они шли, набросив одеяла на плечи, по большей части молча или перебрасываясь короткими репликами.

— Полвагона трупов выгрузили…

— Дети позамерзали…

— А кто ответит? Никто.

— Наши…

— Тут не поймешь, кто с кем воюет, а вы говорите — наши…

— Наши, как фашисты, не сгоняют людей в товарные вагоны…

— Наши — ваши… что вообще творится, кто мне скажет?

— Что это, депо?

— Там хотя бы тепло… и чай с галетами обещали…

— А если нас опять…

— Эти не должны… Сказали — никого не держим, просто ночь на дворе, холод собачий… можно тут до утра побыть, отогреться, получить медицинскую помощь…

В просторном депо было действительно тепло, светло и спокойно. Прямо у ворот всем выдавались матрасы, а чуть дальше, у одной из колонн, подпирающих высокий потолок, стояли большие емкости с чем-то горячим и коробки с армейскими сухпайками. Вера бросила свой матрас в ближайшем углу и без сил рухнула на него ничком. Что творится вокруг, ее больше не интересовало. Она даже не могла найти в себе силы, чтобы сходить за чаем, который, судя по репликам соседей, был действительно горячим и сладким. Все, чего ей хотелось, — это спать. Она повернулась на бок и, укрывшись одеялом, поджала ноги.