Джеймс Дашнер - БЕГУЩИЙ В ЛАБИРИНТЕ

Четвёртому и последнему удалось остановиться на самом краю Обрыва, и он колыхался там, уцепившись шипами и клешнёй за камень.

Томас инстинктивно понял, что надо делать. Они с Минхо переглянулись и кивнули друг другу. Оба юноши налетели на гривера, прыгнули, выставив вперёд ноги, и изо всех оставшихся сил одновременно хватили тварь пятками, посылая её навстречу гибели.

Томас быстро подполз к краю бездны и высунул голову: хотел увидеть, как падают гриверы. Но — невероятно! — в простиравшейся под ним пустоте не было видно ни одного из них. Как испарились.

Как такое может быть — не укладывалось у него в голове. Куда обрывается отвесная скала? Куда подевались гриверы? Последние силы оставили его, Томас свернулся клубком на полу...

...и наконец разразился слезами.

Прошло полчаса.

Ни Томас, ни Минхо за это время не пошевельнулись.

Наконец Томас вытер слёзы. Стало стыдно: что подумает о нём Минхо, того и гляди, расскажет другим, мол, Томас-то у нас — нюня и тряпка, расплакался, как маленький. Но самоконтроля у него не осталось ни капли, слёзы брызнули сами собой — юноша не в силах был остановить их. Несмотря на потерю памяти, Томас был уверен, что эта ночь — самая страшная в его жизни. А израненные руки и ломящее от изнеможения тело никак не способствовали поднятию духа.

Он ещё раз подобрался к краю Обрыва, и снова высунул голову — стало значительно светлее и потому лучше видно. Пурпур простёршегося перед ним неба медленно сменялся яркой голубизной, а где-то вдали поднималось солнце, добавляя в палитру оранжевые тона.

Он уставился прямо вниз: каменная кладка стен Лабиринта переходила в скалу, которая круто обрывалась вниз, в неизвестность. Даже в усиливающемся свете утра Томас не мог разглядеть, что там, внизу. Выглядело так, словно Лабиринт опирался на некую структуру, поднятую на мили и мили над землёй.

«Но это же невозможно, — думал он. — Так не бывает. Иллюзия, не иначе!»

Он со стоном перекатился на спину. Всё: и внутри, и снаружи — ужасно болело, раньше ему и в голову не пришло бы, что может существовать такая боль. По крайней мере, скоро откроется Дверь, и они смогут вернуться в Приют. Он взглянул на Минхо — тот сидел, грузным комом привалившись к стене.

— Не могу поверить. Мы живы, — вымолвил Томас.

Минхо ничего не ответил, лишь кивнул. Его лицо было лишено всякого выражения.

— Сколько там этих тварей? Неужто мы убили всех?

Минхо фыркнул.

— Скажи спасибо — рассвет наступил, не то давно бы уже имели ещё десяток говнюков на наши задницы. — Он, содрогаясь и постанывая, переменил позу. — Не могу поверить. Точно тебе говорю. Мы умудрились пережить целую ночь. Такого ещё никогда не случалось.

Томас понимал, что должен бы сейчас гордиться собой, чувствовать себя героем, что-нибудь в этом роде. На самом деле он ощущал лишь бесконечную усталость и облегчение.

— Что мы сделали иначе, чем другие?

— Да откуда я знаю? У мертвеца трудновато разжиться сведениями, где он напортачил.

Томас не переставал дивиться, почему яростные крики гриверов так внезапно прекращались, когда те валились с Обрыва, и почему он так ни одного из них и не увидел летящим навстречу смерти. Что-то в этом было странное и тревожное.

— Они как будто исчезли, что ли, после того, как перевалились через край...

— А, шизуха какая-то. Пара приютелей даже выдвинули теорию, что и другие вещи исчезают, но мы доказали, что они неправы. Смотри.

Минхо швырнул камешек с Обрыва. Томас проследил глазами, как тот летел и летел вниз, постепенно уменьшаясь, пока не стал неразличим. Томас обернулся к товарищу:

— Ну и в чём доказательство, что они неправы?

Минхо пожал плечами:

— Но ведь камень же не исчез, правда?

— А что тогда, по-твоему, произошло?

Томас чувствовал, что здесь кроется что-то значительное. Минхо снова пожал плечами:

— Да фокус-покус какой-то, чёрт его знает... У меня и так башка раскалывается, на хрен ещё думать чёрт знает о чём.

Внезапно Томаса словно что-то толкнуло изнутри, и все мысли об Обрыве исчезли — он вспомнил про Алби.

— Нам надо обратно. — Собравшись с силами, он поднялся на ноги. — Надо снять Алби со стены.

Увидев недоумённое выражение на лице Минхо, он в двух словах объяснил, какое применение нашёл зарослям плюща.

Минхо удручённо уставился в землю.

— Забей. Он мёртв.

Томас отказывался верить.

— Откуда ты знаешь? Пошли! — И он заковылял по коридору.

— Да потому что никто никогда не...

Он замолк, и Томас понял, что Бегун имел в виду.

— Ты говоришь так, потому что к тому времени, когда их находили, они все были убиты гриверами. А Алби только ужалили иглой, так ведь?

Минхо поднялся, и они с Томасом побрели ко входу в Приют.

— Не знаю... Такого просто раньше не случалось. Нескольких парней ужалили иглами, это да, но то случилось днём. Все они получили сыворотку и прошли через Превращение. А тех бедных шенков, что застряли в Лабиринте на ночь, мы находили гораздо позже, иногда несколькими днями позже, если вообще находили. И их всех убили так, что тебе, поверь, не в дугу будет слушать.

Томаса передёрнуло при этих словах.

— После того, что приключилось с нами, могу себе представить.

Минхо вскинул взгляд. Его лицо внезапно преобразилось.

— Слушай, я думаю, ты правильно догадался! Мы ошибались!.. Ну, скажем, надеюсь, что мы ошибались. Никто из тех, кого ужалили и кто не смог вернуться до заката, не выжил, и потому мы решили, что закат — это точка невозвращения, ну, то есть, после неё поздно принимать сыворотку. — Эта мысль, похоже, воодушевила Бегуна.

Они завернули за очередной угол. Минхо устремился вперёд, и хотя он прибавил шагу, Томас не отставал. Происходило нечто удивительное: он чувствовал себя здесь, как рыба в воде, угадывая направления и зачастую заходя на поворот ещё до того, как Минхо указывал путь.

— О-кей, эта сыворотка, — сказал Томас. — Я уже слышал о ней пару раз. Что это такое? Откуда она берётся?

— Сыворотка — она сыворотка и есть, шенк. Грив [9] Grief (англ.)— печаль, скорбь. -сыворотка.

Томас выдавил жалкий смешок:

— Ну вот, а я-то думал, что уже всё знаю про это дурацкое место. Почему вы так её называете? И почему зовёте этих тварей гриверами?

Теперь они шли по бесконечным извивам Лабиринта бок о бок, и Минхо пустился в объяснения.

— Не знаю я, откуда все эти названия. А сыворотку мы получаем от Создателей — ну, это мы их так называем. Она приходит с другими припасами, каждую неделю, железно. Так всегда было. То ли лекарство, то ли противоядие, кто его знает... Уже заряжена в шприц, прямо бери и пользуйся. — Он сделал жест, словно втыкая иглу себе в руку. — Всаживай эту пакость в беднягу, которого ужалили, — и он выздоравливает. Правда, через Превращение всё равно приходится пройти, но после этого всё нормуль.