Андрей Левицкий - С. Х. В. А. Т. К. А.

— Не останавливаться! — прокричал он. — Дальше давайте!

Рокот стал тише. Световой круг, за которым виднелся другой берег канала, постепенно удалялся. Какой длины эта труба? Впереди вроде поворот, но темно, плохо видно…

Рокот снова усилился, звучал он теперь будто где-то над головой.

— Опускается, мазафака! — крикнул Растафарыч, не оборачиваясь. — Пиплы, дангер! Сейчас сюда палить начнет!

— Машка, отпусти бочонок, я стою! — заорал Тимур. — Тут дно, отпусти его, быстрее будет!

Он встал во весь рост — вода достигала груди — и зашагал, наклонившись вперёд, раздвигая воду руками. Волны гулко бились в бетонные стенки. Вояка наконец нашла в себе силы расстаться с бочонком и тоже пошла. Рокот лился в трубу сзади, медленно усиливаясь. Когда вертушка летала над каналом, сила звука менялась гораздо быстрее, а тут… Прав волосатый, машина опускается.

Они достигли поворота трубы, когда в ней стало темнее. На ходу Тимур оглянулся — покатая кабина закрыла обзор, вертушка висела совсем низко, он даже удивился, что пилот решился на такой маневр, ведь лопасти могли зацепить верхнюю часть трубы.

— Ныряйте!

Он кулаком ударил Вояку между лопаток и нырнул вслед за Растафарычем. Тупой, тяжёлый, очень частый стук донёсся сквозь водную толщу. Мутную темень наискось прошили светлые струи — слева, справа, выше, ниже, — распадаясь пузырями, которые взмывали к поверхности. Тимур извивался, чтобы ни одна не зацепила его, и плыл дальше. Проехался плечом по бетонному углу, схватился за него, изогнувшись, толкнул тело за поворот трубы. Ногу сильно дёрнуло, он скосил глаза — одна из струй проткнула ступню. Он разинул рот в немом крике, хотя боли не ощутил — наверное, от шока, — исторгнув из себя гроздь светящихся серебристых пузырей. Воздух из груди исчез весь, начисто, дышать стало нечем, а тупой стук всё так же наполнял трубу.

Светлые струи остались за спиной, и он вынырнул, оттолкнувшись от дна, с хрипом вдохнул, ожидая, что вот сейчас появится боль, но её всё не было.

Спереди лился совсем тусклый, рассеянный свет, он озарял голову Вояки, которая беспокойно крутилась из стороны в сторону.

— Шульга, дорогой! — обрадовалась девушка. — Жив, брателла! За мной давай, волосатик твой уже туда занырнул!

Грохот смолк — вертолётчик за поворотом прекратил огонь, — но рокот ещё наполнял трубу. Тимур присел, задрав ногу, пощупал ступню — вроде всё цело… Ага, каблука нет. Пуля снесла его начисто, но подошва, а уж тем более пятка в порядке — повезло.

— Как бы они военсталов не выпустили, десантников, — озаботилась Вояка. — В такой вертушке запросто человека четыре-пять сидеть могут, кроме пилотов.

Тусклый свет шёл от пролома в бетонной стенке. Выходит, труба тянется не под землей, а у самой поверхности, выступая над нею длинным горбом — и в одном месте этот горб пробит. Оттолкнув Вояку, Тимур первым сунулся в дыру, находящуюся как раз на уровне воды, огляделся и стал протискиваться.

— Осторожно, за арматуру не зацепись, — предупредил он. — И не шуми.

Вертолёт рокотал неподалеку, сквозь шум винта доносились голоса. Растафарыча не видать. Пока они вылезали, окончательно стемнело, и Тимур едва различал окрестности.

Выливавшаяся из трубы вода образовала большое болото между каналом и лесом. Глубина была примерно по пояс, но он не рискнул выпрямляться во весь рост: вертолёт, судя по звуку, находился неподалеку.

Отплыв от трубы, Тимур огляделся. Полоса леса темнела впереди, верхушки деревьев на фоне чёрного неба, где только-только проступали первые звёзды, едва угадывались.

Плеснулось, и рядом возникла голова Вояки.

— Э, да тут грязюка сплошная… — начала она, приподнимаясь.

Тимур шикнул, ткнув её ногой под колено:

— Не светись!

Вояка поскользнулась на мягком жирном дне, опустилась с головой, вынырнула и обрадованно сказала:

— Шульга, я воды перестала бояться!

— Круто, — ответил тот, медленно продвигаясь прочь от трубы и выглядывая Растафарыча.

— Нет, правда! Ты прикинь — как с плота упала, так чуть не померла, а потом раз — и отпустило! Будто свет такой в голову пролился, ну, луч с неба снизошёл неземной… И сразу страх прошёл, и теперь мне вроде нравится даже.

— Слушай, заткнись, — попросил Тимур. — Не боишься — хорошо, а теперь молчи. Я за твоей болтовней не слышу, где вертолёт.

— Нет, так я ж просто радостью своей со всеми поделиться хочу.

В стороне вспыхнул свет — широкий косой луч уперся в болото. В верхней его части угадывался тёмный силуэт вертушки.

Машина повернулась — луч описал дугу — и полетела к ним.

— К лесу давай, — приказал Тимур. — Тихо, и будь готова нырнуть, как только скажу.

Они заспешили прочь от вертолёта. Тот летел медленно, но всё равно нагонял, пилот будто чуял, где находятся беглецы. Вода превратилась в жижу, на поверхности её всё чаще встречались островки травы, так называемые плывуны, в грязи болтались гниющие куски древесных стволов, ветки и коряги, их приходилось отталкивать со своего пути, а самые здоровые — обходить. Вертолёт приближался. Оглядываясь, Тимур видел двух стрелков, высунувшихся слева и справа, луч с гудением бил из-под корпуса, превращая ночь в белый холодный день, его граница нагоняла беглецов. Они успевали добраться до леса, но не успевали спрятаться, Тимур понимал: стоит на краю болота вскочить, чтобы прыгнуть в лес, и их сразу заметят, военсталам надо только дать пару очередей — расстояние совсем небольшое, они просто раскрошат беглецов.

Понимал, но не видел другого выхода и брёл через грязь, иногда подталкивая притихшую Вояку. Они достигли большого тяжёлого плывуна, нырнули под него; тихо отфыркиваясь, вынырнули с другой стороны. Лес начинался прямо перед ними, а слепящий день, в котором ярко блестела поверхность болота, был уже совсем близко. Он накрыл травяной остров за спиной, когда от большого чёрного клубка корней, лежащего у границы леса, донеслось:

— Пиплы, ко мне! Тут как у Маврикия за пазухой — тихо, темно и пиявки не кусают!

Схватив Вояку за шиворот, Тимур потащил её к корням. Прожектор целиком озарил прибрежный плывун, стало светло… ещё светлее… Сквозь рокот донёсся кашель одного стрелка, а впереди между корнями они увидели голову Растафарыча.

Спустя несколько мгновений луч уперся в корни. Тимур, водитель и Вояка замерли под ними, соприкасаясь плечами; макушки, лбы, глаза и носы над поверхностью, всё остальное под ней.

Пару секунд свет слепил их, прожектор превратил мир в чересполосицу ярких пятен и чёрных, глубоких теней, давящий на уши рокот лился сверху, а потом вертушка ушла вбок, луч скользнул вдоль кромки леса, и по контрасту с режущим глаза чёрно-белым калейдоскопом воцарилась абсолютная, непроглядная темнота.