Андрей Посняков - Кокон

Где-то на лугу, рядом, вдруг всполошились птицы. Порхали себе, порхали и вдруг на тебе — тревожно защебетав, разом взмыли в небо.

Максим живо сдернул Калашников — патронов нет, так хоть вид…

— Дядя Максим! Мама!

— Тьфу ты, господи… Игорек! Ты что так быстро?

— Так мы Марину у леса встретили — с охоты шла. С луком! Со стрелами такими странными. Сама к нам подошла: кто такие да к кому? — подросток шмыгнул носом. — Ну, мы и сказали, как договаривались.

— Молодцы, — одобрительно кивнул Максим. — А Женька где?

— С Мариной этой пошел… Она двух рябчиков подстрелила, жирных, еле несла.

— Так-так… — Тихомиров пригладил волосы. — А Лешка, видимо, на рыбалке или на хозяйстве оставлен.

— Да, Марина и сказала: как стемнеет, она за нами Лешку пришлет.

— Что ж, — улыбнулась Настя. — Будем ждать, уже недолго осталось.

Стемнело быстро, наверное, потому, что стал накрапывать дождик.

Олеся пристально посмотрела в небо:

— А Лешка-то нас тут отыщет?

— Ой! — спохватился Игорь. — Он к старому колодцу придет, я знаю где — рядом, во-он за той осиной.

И как раз за осиной показалась размытая туманом фигурка. Послышался тихий свист.

— Лешка! — высунулся из-за кустов Тихомиров. — Ты что ли?

— Я. Идемте.

Марина встретила их приветливо, славно. Пришли Петренко с бугаем Жекой и, чуть погодя, Василиса и фельдшер Брузенков — высокий седой старик с чеховской бородкой клинышком. Инженер Григорий Петрович, как выяснилось, еще третьего дня отправился в город и пока вестей о себе не подавал.

— Не заходил он к вам-то? — поинтересовался Петренко.

Тихомиров покачал головой:

— Нет, Иван Лукич, не заходил.

Поговорили и о дальней ферме. Покурив на улице с мужиками, Максим рассказал им о нападении трехглазых да и вообще о том, что тогда приключилось. Петренко с Жекой только головами качали да удивленно хэкали — ну надо же, вот ведь как, оказывается, бывает!

Вообще-то незваным гостям обрадовались — начинался летний рабочий сезон, из тех, когда день год кормит, — и любые руки лишними в хозяйстве не были. Петренко сразу же предложил пожить у него Насте с Игорьком, он давно уже разыскивал в городе сестру и племянницу, о чем многие в деревне хорошо знали. Теперь мог сказать, что нашел.

— Хозяйство у меня большое, — улыбался сквозь очки Иван Лукич. — Огород, сад, ягоды… Поливать все надо, пропалывать, а у меня уже силы не те.

— Ничего, — улыбалась Настена. — Справимся. Мы к крестьянскому труду привычные, сами, считайте, что в деревне жили, в своем-то дому… Ох… — Женщина вдруг скорбно поджала губы, нахмурилась. — Сгорел ведь теперь дом-то, вот ведь беда какая!

— Зато у меня дом просторный, — утешал старик. — Тебе, Настя, отдельную комнату выделю, а сынишка твой и в горнице поспит, верно?

— Посплю, конечно… А летом и на улице могу, на веранде…

— Ну, вот и славненько.

Женьку Марина решила оставить у себя — тоже огородик имелся, да и парень был проворный, такого можно и к охоте, и к рыбалке приспособить — о том уже Лешка договаривался, спрашивал, умеет ли Женька крючки да вирши ставить.

— Ну и вам местечко найдем, — обнадежил Макса с Олесей Петренко. — Валентина говорит: на старой биостанции можно пока поселиться. Так, Валентина?

— Так. — Женщина кивнула. — Место там отдаленное, глухое, можно сказать — дикое. Овраги кругом, болотины, буераки — чужих глаз нету. Я еще в прошлый раз хотела вам предложить, да зимой там жить невозможно — печку какие-то упыри давно на кирпичи разобрали. Ну, теперь-то до зимы далеко — может, и сладите печку.

Максим благодарно кивнул:

— Может, и сладим.

Валентина не врала: старая биостанция — покосившееся от времени здание, когда-то выкрашенное темно-бордовой краской, — располагалась километрах в трех от деревни, на опушке леса, за оврагами и орешником. Сразу же за домом начинались болота, а чуть левее протекала река, точнее сказать, ручей шагов в десять шириной, говорят, рыбное место.

— Посмотрим, какое рыбное… Завтра вечерком к Марине зайду, попрошу крючков, лески…

— Макс, может, огородик разведем? Землицы-то здесь много. Ты бы вскопал, я бы прополола…

— Ага, огородик, — усмехнулся Максим. — Петренко что сказал? Не высовываться! Тихо сидеть, будто и нету нас здесь вовсе.

— Ну, всю жизнь прятаться-то не будешь.

— Всю жизнь — нет, — присев рядом с любимой на покосившуюся от времени лавочку, согласился молодой человек. — А вот это лето, похоже, придется. Так что огородик пока не для нас, а вот рыбалка, ягоды, грибы — это дело.

— Так грибам рано еще.

— Зато рыбы, говорят, много. Да и морошка должна скоро пойти, черника. Наберем, бражку поставим… Закатим пир на весь мир, верно, милая?

— Все бы тебе пировать…

В последнее время какой-то раздраженной стала Олеся, нервной.

Снаружи новые жильцы в целях конспирации оставили пока все, как есть, а вот в самом доме, внутри, навели более-менее сносный порядок. Из двух старых оттоманок соорудили одну, притащили в ту же комнату конторский стол, небольшой, с выбитыми стеклами, шкаф, стулья. Получилось вполне даже ничего, уютно.

Так и зажили. Питались в основном ухой — рыбы в ручье и в самом деле водилось немерено, даже Олеся на удочку ловить пристрастилась. Доброхот Петренко прислал через пару деньков Игорька с небольшим бочонком солонины и пресными лепешками — вот им обрадовались, по хлебу все же скучали.

— Как вы там, Игорь, справляетесь?

— Да ничего… Приятно даже.

— Друзей деревенских еще не завел?

— Нет пока. — Подросток поджал плечами. — Я больше с Женькой, да с Лешкой, да с Димкой тусуюсь — они каждый вечер заходят… или я к ним.

— Про хмыря местного помнишь? — негромко предупредил Максим.

— Про Мишку Хмыреныша? Помню. Подкатывал уже… В компьютер играть звал. — Игорек ухмыльнулся.

— У него что, электричество есть?

— Не, ноутбук с аккумулятором мощным. Только Интернета все равно нет, а так просто играть неинтересно. — Мальчишка взъерошил затылок. — Знаешь, дядя Максим, он все, как ты и говорил, расспрашивал: кто такие да откуда? Я, как Лукич научил, ответил.

— Молодец, — похвалил молодой человек. — Только смотри — все время держи ушки на макушке.

— А я и держу… А как же!

Вечерами молодые люди частенько болтали друг с другом — наконец-то они были одни, да и времени появилось достаточно, вот и обсуждали все, невольными свидетелями чего оказались. И в первую очередь — невероятные перемещения в прошлое. Много здесь было вопросов, ответов на которые покуда не имелось, да и вряд ли они могли появиться, эти ответы. Почему именно середина семидесятых? Почему только кое-кто в том времени может видеть пришельцев, да и то лишь когда те наденут на себя местную одежду… или, скажем, очки? Почему там невозможно ни есть, ни пить? Что знают о возможности проникновения — цветиках-семицветиках — трехглазые? Или они оказались в тех временах случайно, в пылу погони? Тихомирову почему-то именно так и думалось.