Александр Грог - Время Пасьянсов

Наверное, в госпиталь везут. Видно не подъехать на транспорте. Надо сразу ... позвонить, чтобы отдельную палату... Где это я отдыхал? Надо же, как память отшибло...

На голое плечо сел комар потоптался на тоненьких ножках, кусать не стал, взлетел будто обиженно.

Рука, торчащая из нагромождения, неприятно подергивалась. Степан Иванович старался не смотреть на тела. Смотреть стал на лес. Деревья были вековые толстые.

Государственный заказник - не иначе. И на дачи никто не отмеряет, заборы не городят... еще не растаскали. Подумал удовлетворенно, с потаенной гордостью - велика Россия!

Надо тестю это местечко показать...

- А у Новских один из парней в желе ввалился, - вдруг сказал Василий.

- Это каких Новских? Те, кто у Восточной пяди подбирают?

- Нет. Те Новские из Нового Копнино, а ввалился Новский с Новых Выселок, что под Чуриловом отстроились. Из семьи Лешенского Митрофана - старший его. Недавно оженился.

- У них там еще не один под желе уйдет! - заявил Федор. - Сколько раз им говорили, что не сверху надо брать, а тех, что с краев. Верхние отогреются - сами сползут - вот тут их и грузи. Или придут, как тот ходюнчик. Эй! Ходюнчик! Правильно я говорю? Вот видишь - ходюнчик и тот понимает.

- Да, неймется им, молодым, - неодобрительно сказал Василий. - Все любопытствуют, ползают, разглядывают. Хорошо, если шею не свернул, и не глубоко сидит - так, глядишь, годков через пяток оттает. А если по лунке вниз ушел? При внуках откопают - стыдоба будет им в глаза смотреть. Жену-то, поди, уже обрюхатить успел? Ей теперь каково?..

3.

- Куда - покойника в дом!

Степан Иванович стоял и слушал отстранено, будто говорят не о нем. Да и не могли такое говорить о нем - разве он не ... разве тесть его не сам... Мысль не додумал, потерял и расстроился.

- Куда покойника-то в хату! Еще бы за стол удумал посадить! Пусть в хлеве спит или на сене - только не в той части, где свежее, а то, что на подстилку.

- Рогожу ему бросьте, а то исцарапается - кожа смотри какая.

Последнее то ли с завистью, то ли с сожалением - Степан Иванович так и не понял.

Внезапно захотелось что-то сказать. Но не удалось выдавить из себя ни звука, только мычание. Перегнулся в позыве рвоты, и из горла выпал крупный ком желе...

Степан Иванович вдруг понял - что дышит. И уже не мог вспомнить - дышал ли до этого?

- Быстро оживаешь, - как показалось, с одобрением сказал Василий.

- Спать будешь там! - он махнул в сторону постройки. - И это вот возьми, а то исколешься.

Сунул в руки свернутый домотканый кусок холстины.

Степан Иванович отошел в сторонку и сел на траву, подставляя щеки вечернему солнцу...

Из избы вышли мужики, ковыряясь щепками в зубах. Рассаживались на длинную - во всю стену - скамью под наличниками. Смотрели, не щурясь, на солнце, готовое свалиться на закат...

- А мне раз Старец Митрофан одного показывал собственным взором своим - это страсть что делалось! Ни души у человека, ни совести...

- А что заместо?

- Пустота и чернота. И даже не чернота, а нечто вроде золы серой. Уж Старец Митрофан при мне сдувал-сдувал, сдувал-сдувал, да так и не откопал жизни в ём.

- Не может такого быть, - сомневался Василий - Чтобы человек без души. Тогда это и не человек вовсе... И какой урок ему назначать? Супротив тех, у кого души хоть и гнилые, но все-таки есть? Десять раз же не сказнишь? Хотя многих бы, к слову, следовало... Уж я-то тоже на иных взором Старцев смотрел - показывали, когда жалость стала к земле клонить, душу дергать.

- Жалость это правильно, жалость это хорошо. Вот ты опять на этого взгляни - на ходюнчика, что нам помогал - ведь работник же. Скажет Старец за писун его вешать, или березами рвать надвое - ведь не буду, пока он мне его душу не покажет - что поделом. Да и тогда тошно будет.

- Ну, так что с тем черным-то, без души? - нетерпеливо спросил молодой.

- Не видал я его более. Старцы ведают, а я нет. Но понимаю так, что не подвластен он суду нашему - мирскому. Свой суд у него.

- Какой же такой суд может быть, если до души не достучишься, и совесть ему ничего не напомнит? Как ему этот суд прочувствовать?..

Замолчали надолго. Солнце, коснувшись своим краем деревьев, стало краснеть, наливаться, расти в размерах... Внезапно все разом встали, отбили поклон, стали молча расходиться.

Степан Иванович тоже встал, поправил свои французские трусы...

4.

Против ожидания спал хорошо, без сновидений. Проснулся от того что шкворкало. Доилась корова. То есть не сама доилась, а видны были ловкие пальцы, глиняная бадья и коленки голые, царапанные, потом из под брюха глянула веснушчатая голова.

- Жрать еще не хочешь? Четыреста лет, поди, не жрал?

Внезапно поднырнула под корову, оказалась рядом, надавила пальцем на кожу...

- Смотри - гладкий какой...

Девочка была невозможно рыжей и обстоятельной.

- Ты давай, паря, собирайся - пора. Твой судный день.

400 лет - это без срока давности, значит, - решил Степан Иванович. Аккуратно сложил холстину.

- За детишек, если есть, не беспокойся, - стала по-бабьи утешать девочка. - Им другой суд - суд времени. Если без червоточины - обойдется. Дети, они изначально безгрешны.

- Что будет? - спросил Степан Иванович и понял, что это его первые слова.

Мужики запрягали. Были они поутру, как и все мужики, хмуры и немногословны.

На телегу сел сзади, подобрав ноги.

Тела были большей частью перебраны, даже, как показалось обмыты. Иные пошевеливались, раз рогожу приподняла рука, с припухшего лица на Степан Ивановича взглянули удивленные заспанные глаза, потом лицо зевнуло, и рука снова накрыла голову.

Степан Иванович сидел и смотрел в сторону, где бесконечно широкой стеной леса было огорожено огромное поле-холм под древним забытым именем Москва...

5.

За Степана Ивановича заступился Василий, попросил - "не смотреть".

Старец был усталый, какой-то опустошенный, только кольнул глазами - Степана Ивановича пробрало до печенок - и вяло шевельнул головой.

Следующим был мордатый бритоголовый - Степан Ивановичу показалось, что узнал одного из тех двух давешних - он позевывал и скреб спину.

Ведун, по сравнению с ним, выглядел очень уж заросшим и несерьезно маленьким.

- Ждет! - шепнул горячо зашептал Василий прямо Степану Ивановичу в ухо. - Ждет пока безволосый мир увидит, и слово свое скажет. Первые слова самые правильные - они от души. Все остальные - от мозга.

Стриженный, наконец, смог свести глаза, сытно отрыгнул - пахнуло перегаром.

- Ну, что козлы уставились?..

Василий вздохнул чуть разочарованно.

- Что за напасть? Как безволосый, так сразу про козлов вспоминает, либо что-то петушить собирается, а к делу пытаешься на время приставить, вроде как отсрочку дать, так ни с курями разобраться, ни с козу подоить...