Джеймс Гарднер - Отряд обреченных

— Ты хочешь сказать, что люди из плоти довоевались до того, что все погибли?

— Так ставить вопрос было бы преувеличением, — ответил он. — Да, они сражались, но мало, потому что их и было-то совсем немного. Тем не менее они сохраняли эти арсеналы под давлением постоянного страха; и страх, больше, чем что-либо другое, стал причиной их гибели. Люди, одержимые страхом, жаждут защитить свои семьи. А что может стать лучшей защитой, чем бессмертие? Чем дольше тянулась их война, тем больше становилось тех, кто соглашался принять дар изменения… И, в конце концов, настал день, когда все дети стали стеклянными, и никто больше не рождался во плоти. Барабаны гнева смолкли; и если даже кто-то среди стеклянных детей хотел продолжать борьбу, которую вели их родители, я не вслушивался в их голоса. Я не желал служить им… в таких делах; это не пошло бы им на пользу. Но ты, миледи… тебе я готов служить с радостью.

Я открыла рот, собираясь обрушить на него свое негодование, — можно подумать, я сплю и вижу, чтобы какой-то ИИ отдал эти убийственные аппараты в мое распоряжение — но удержалась от поспешного решения. Благодаря этим устройствам мы с Веслом можем очень быстро добраться до южных гор: не придется много дней тащиться с тяжелыми рюкзаками, переправляться через холодные реки, избегать столкновений с волками и другим зверьем. И (внутри живота что-то сжалось) я могу встретиться с Джелкой еще до наступления ночи.

— Какой можно взять? — хрипло спросила я.

Человечек ИИ просиял:

— «Жаворонка», миледи, вестника утра.

Спустя несколько минут я кралась мимо пыльных знамен, украшавших дом Тобита, надеясь войти и выйти незамеченной. Сквозь стеклянную стену было видно наше снаряжение: мой рюкзак и пищевой синтезатор. Четверо морлоков и Тобит валялись в отключке; видать, крепко упились. Самая подходящая ситуация, чтобы сбежать.

Нет, я не ожидала, что они будут нас удерживать, — ведь отпустили же они других разведчиков, — но не хотелось, чтоб им стало известно, как мы покинем город под куполом. ИИ хранил тайну самолетов, потому что они предназначались для использования исключительно людьми из плоти и крови. Однако Тобит был в той же степени из плоти и крови, что и я; отстегнув свой протез, он может деспотически подчинить себе ИИ. Мелаквину хватает хлопот и без военных столкновений, да еще при наличии смертоносного оружия.

Мой рюкзак лежал рядом с дверью — но неподалеку и от женщины-морлока, по ее брюшной полости расползались коричневые щупальца, тело медленно впитывало алкоголь, растворяя его до состояния прозрачности. Зоолог во мне был очарован этим зрелищем, жаждал остаться и отследить весь процесс переваривания — однако меня, обычного человека, от подобной перспективы начинало тошнить. Как эти люди могут постоянно наблюдать за тем, что с ними происходят такие вещи?

Ни за чем они не наблюдали — потому что вырубились.

Так, по крайней мере, я думала.

— Уже уходишь? — спросил Тобит, когда я взяла свой рюкзак.

Он распростерся на полу и лежал совершенно неподвижно, только открыл глаза.

— Появилась возможность уйти, — ответила я. — Думаю, надо ею воспользоваться.

— Вернулась еще одна «акула»? Или, наверно, две: одна для тебя, другая для твоей… подруги.

— Что-то в этом роде.

— Можно заставить «акул» подождать, если хочешь отдохнуть подольше. На двери шлюза есть тумблер; отогни его, и машины не уплывут, пока ты не будешь готова.

— Но я…

— Ты хочешь уйти. Конечно, хочешь. Здесь для тебя нет ничего интересного.

Он опустил взгляд. Хороший актер мог бы придать этой сцене душераздирающий характер, однако Тобит был слишком пьян для таких вещей.

— Ты тоже можешь уйти, — я пожала плечами. — Залезай в «акулу». Плыви на юг. Остальные разведчики будут рады встретиться с тобой.

— Ты что, действительно так думаешь?

— Филар, — в моем голосе послышались нотки раздражения, — если у тебя плохое настроение, не стоит обвинять в этом весь мир. Ты чувствуешь себя одиноким и покинутым, но только потому, что сам решил отгородиться от всех. На самом деле с тобой все в полном порядке. Брось скулить из-за того, как тебе не повезло в жизни; ты ведь пальцем о палец не ударил, чтобы изменить положение вещей.

Некоторое время он смотрел на меня, а потом расхохотался — не напоказ, а искренне, от всей души.

— Что такое? — воскликнула я.

Но это вызвало лишь новый взрыв хохота, громкий и долгий — как будто еще ни разу в жизни ничего его так не веселило.

Ничего не понимаю. Почувствовав, как вспыхнули щеки, я схватила рюкзак и выбежала за дверь.

К тому времени, когда я вернулась в ангар, там жужжали служебные механизмы самых разных типов: одни наполняли топливные баки, другие, не больше ногтя, ползали по всему корпусу «жаворонка», выискивая малейшие трещинки. Серая дымка вокруг судна указывала на то, что здесь задействована и нанотехнология; все системы, которые вышли из строя или хотя бы отчасти пострадали со времени последнего ремонта, восстанавливались на микроскопическом уровне.

Интересно, как часто такая суматоха поднималась тут за прошедшие четыре тысячи лет? Раз в десять лет? Раз в месяц? Высокотехнологическое оборудование имеет свойство выходить из строя быстро — даже в герметически закрытом помещении со строго соблюдаемым температурным режимом отдельные компоненты начинают разрушаться, стоит проигнорировать какую-нибудь мелочь. Тем не менее ИИ должен был делать все, чтобы на протяжении столетий поддерживать судно в состоянии готовности: замещать там проводку, здесь заклепку; в результате самолет уже не раз отстраивался заново сверху донизу. Та проверка, которая разворачивалась у меня на глазах, не была формальной… я надеялась.

И все же в памяти то и дело возникал образ мерцающей голограммы. В системе есть сбои. Я скрестила пальцы, от всей души надеясь, что нанотехнологическое облако вокруг судна исправляет повреждения, а не создает новые.

За спиной послышалось нетерпеливое «би-ип!». Я быстро отступила в сторону, освобождая дорогу безбортовой тележке, подкатившейся под стеклянного «гуся». Из нее протянулись два манипулятора, очень бережно отцепили от брюха «гуся» ракету, положили ее на тележку и переключились на следующую ракету. Как новая королева, я жестко приказала ИИ: больше никакого оружия, раз и навсегда. Ракеты снять и демонтировать так быстро, как позволяет техника безопасности. Насколько я понимала, их внутренние механизмы были уже мертвы — крохотные нанотехнологические труженики в состоянии разложить несколько килограмм электропроводки в секунду.

Прямо передо мной возник обнаженный коротышка.