Роберт Маккаммон - Лебединая песнь. Последняя война

— Да, — сказала она наконец. — Мне тоже так кажется.

— Хорошо.

Его улыбка расширилась, образуя множество морщинок вокруг глаз.

— Я надеюсь, вы оба играете в покер. У меня есть колода карт и много спичек. Вы не торопитесь, да?

Сестра посмотрела на Арти. Он стоял ссутулившись, с пустыми глазами, и она знала, что он думает о кратере на том месте, где был Детройт. Она понаблюдала за ним немного, и наконец он поднял глаза и ответил слабым, но уверенным голосом.

— Нет. Я не спешу. Теперь спешить некуда.

— Мы играем пятью картами. Если я выиграю, я буду читать вам мои стихи, и вы будете улыбаться и наслаждаться. Кто не захочет — будет вычищать отхожее место. На ваш выбор.

— Я выберу, дело дойдет до этого, — ответила Сестра и решила, что ей очень понравился Пол Торсон.

— Вы говорите как настоящий игрок, леди!

Он ударил с ликованием в ладоши.

— Добро пожаловать в наш клуб.

Свон избегала этого так долго, как могла. Но теперь, когда она вылезла из ванны с прекрасной теплой водой, отмыв темно-коричневый налет грязи вместе с кусочками кожи, и добралась до большого полотенца, которое Леона Скелтон принесла для нее, ей пришлось сделать это. Ей пришлось. Она посмотрела в зеркало.

Свет падал от одиночной лампы, отрегулированной на минимум, но это было достаточно. Свон уставилась в овальное стекло над ванной и думала, что, возможно, видит кого-то в гротескной, безволосой маске для Праздника Всех Святых. Одна рука, дрожа, поднялась к губам; страшное изображение сделало тоже самое.

Кусочки кожи свисали с лица, шелушась, словно древесная кора. Коричневая ссохшаяся полоса пролегла через лоб и переносицу; брови, раньше такие белые и густые, сгорели совсем. Губы растрескались, словно сухая земля, и глаза, казалось, провалились в темные дыры черепа. На правой щеке были две маленькие бородавки, и на губах было еще три таких же. Она видела такие же штуки, похожие на бородавки, на лбу Джоша, видела коричневые ожоги на его лице и пеструю, серо-белую кожу, но она привыкла видеть его таким. На ее лице появились слезы от шока и страха, она смотрела на свою короткую прическу, где раньше были прекрасные волосы, и мертвую белую кожу, свисающую с лица.

Она вздрогнула от вежливого стука в дверь ванной комнаты. — Свон? Ты в порядке, детка? — спросила Леона Скелтон.

— Да, мадам, — ответила она, но голос ее был неуверенным, и она знала, что женщина заметила это.

После паузы Леона сказала: — Хорошо, я принесу тебе еду, когда ты будешь готова.

Свон поблагодарила ее, сказала, что она выйдет через несколько минут, и Леона ушла. Чудовищная маска для Праздника Всех Святых поравнялась с ней в зеркале.

Она оставила свою грязную одежду Леоне, которая сказала, что попробует отмыть ее в котелке и высушить над огнем, и потому завернулась в свободный, мягкий мальчишеский халат и одела белые толстые носки, которые Леона приготовила для нее. Халат был частью оставшейся одежды сына Леоны. Джо, который теперь, женщина сказала гордо, жил в Канзас-Сити со своей семьей и был менеджером супермаркета. Вытаскивая чемодан с его бельем, Леона призналась Свон и Джошу, что сама она так никогда и не работала.

Тело Свон было чистым. Мыло, которым она воспользовалась, пахло лилиями, и она с грустью подумала о своем цветущем на солнце садике. Она выбралась из ванной комнаты и оставила для Джоша лампу зажженной. Дом был холодным, и она пошла прямо к камину, чтобы снова согреться. Джош спал на полу под красным одеялом, с головой, лежащей на подушке. Около его головы стоял передвижной столик с пустой чашкой и миской и парой крошек от кукурузных оладий. Одеяло сползло с его плеча, Свон наклонилась и подтянула его к подбородку.

— Он рассказал мне, как вы выбрались вдвоем, — сказала Леона тихо, чтобы не беспокоить Джоша, хотя он спал так крепко, что было сомнительно, что он проснется даже если сюда сквозь стену проедет грузовик. Она вошла в комнату из кухни, неся для Свон поднос с миской подогретого овощного супа, чашкой хорошей воды и тремя кукурузными лепешками. Свон взяла поднос и села напротив камина. Дом был спокоен. Дэви Скелтон спал, и, не считая порывов ветра время от времени, не было ни звука, только потрескивали угли и тикали часы с маятником, стоявшие на каминной полке и показывавшие без двадцати минут девять.

Леона опустилась на стул, покрытый яркой, в цветочек, тканью. Ее колени как бы сами подогнулись. Она поморщилась и потерла их узловатыми, постаревшими руками. — Старые кости напоминают о себе, — сказала она. Затем кивнула на спящего великана. — Он сказал, что ты чрезвычайно бравая маленькая девочка. Сказал, что если ты чего-либо захотела, решила, то никогда не бросишь этого. Это правда?

Свон не знала, что сказать. Она пожала плечами, пережевывая жесткую кукурузную лепешку.

— Ну, ладно, он мне сказал это. Хорошо иметь крепкую волю. Особенно в такое время, как сейчас. — Ее взгляд перешел мимо Свон к окошку. — Все изменилось теперь. Все, что было, погибло. Я знаю это. — Ее глаза сузились. — Я слышу темный голос в этом ветре, — сказала она. — Он говорит: «Все мое, все мое». Я не думаю, что осталось много людей, как это ни жалко. Должно быть, сейчас весь мир такой же, как Салливан: все разрушено, все изменилось, превратилось во что-то совсем другое.

— Во что же? — спросила Свон.

— Кто знает? — пожала плечами Леона. — Мир вовсе не заканчивается. Это было первое, о чем я подумала. У мира есть крепкая воля. — Она подняла кривой палец. — Даже если все люди во всех больших городах и маленьких городишках умирают, и все деревья и урожай станут черными, и облака никогда не пропустят через себя солнце, мир будет существовать, пусть и измененным. О, Господь заставил мир сильно завертеться. Он наделил многих людей здравым смыслом и душой, — людей, таких же, как ты, может быть. И как твой друг вон там.

Свон решила, что расслышала лай собаки. Это был неуверенный звук, длился совсем недолго и был заглушен вскоре шумом ветра. Она встала, выглянула в окошко, затем в другое, но ничего не смогла увидеть. — Вы слышали лай собаки?

— А? Нет, но вполне возможно, что он был. Бродяжничает по всему городу, ища пищу. Иногда я оставляю несколько крошек и миску воды на крылечке. — Она занялась подкладыванием деревяшек в камин, кладя их поглубже в угли.

Свон сделала еще глоток воды из чашки и решила, что ее зубы не выдержат битвы с жесткой кукурузной лепешкой. Она взяла лепешку и сказала. — Будет ли это хорошо, если я вынесу лепешку и воду на крыльцо?

— Конечно, пожалуйста. Думаю, что бродяга тоже хочет есть. Только смотри, чтобы тебя не унес ветер.

Свон взяла лепешку и чашку с водой и вынесла наружу. Ветер стал сильнее, чем был днем, неся волны пыли. Ее халат развевался вокруг. Свон опустила еду и воду на одну из нижних ступеней и огляделась вокруг, защищая свои глаза от пыли. Нигде не было ни признака собаки. Она пошла обратно к входной двери, постояла чуть-чуть и собралась войти в дом, как ей показалось, что она заметила какое-то движение справа. Она постояла еще немного, начиная дрожать.