Александр Сальников - Запах мандаринов

Петр попытался разглядеть потолок, напряг шею, но встретил отпор подголовника. Кресло приняло его тело, вросло в каждую пору, и замерло, ни на йоту не давало сменить "наиболее комфортное положение".

"На контрастах будут играть, сволочи", - подумал Петр. Перед глазами будто раскрылась инструкция: "При ведении допроса высшей категории необходимо придать образцу наиболее комфортное для него положение".

Петр облизал губы и приготовился.

- Имя, звание? - раздался откуда-то сверху скрипучий жестяной голос.

"Наиболее перспективным считается дистанционный метод дознания. Отсутствие личного контакта не дает образцу сконцентрировать негативные эмоции на конкретном индивиде, и перенаправить их для усиления волевого порога".

- Петр Сергеев, старшина первой разведроты восьмого межпланетного корпуса.

- Ответ убедительный, - сыпанул гороху в жестяную банку голос сверху. Помедлил и задал самый главный вопрос. - Код доступа узла управления базы три дробь один?

"Что же ты хотел сказать мне, командир? Музыка? Чайковский, балет, щелкунчик, адажио, классика, что?" - испуганной голубиной стаей закружились мысли.

Петр вдохнул полной грудью и ответил:

- Я не знаю.

В шуме водопада Петру слышалось жужжание анализаторов. В молочном струящемся свете виделось трепыхание сигналов, порхание электронов, мечущихся, сверяющих данные с детекторов, анализирующих сердцебиение, пот, размер зрачка. Обмеривающих, взвешивающих, выносящих вердикт.

- Ответ не убедительный, - курлыкнула банка.

Петр улыбнулся и зашелся криком.

Когда сердце, подстегнутое электрическим разрядом, перестало стучаться в барабанные перепонки, он смог разобрать:

- Назовите код доступа узла управления.

Петр молчал. Кресло дрогнуло, вытянулось, захрустели позвонки.

- Я. Не. Зна. Ю, - выдохнул Петр.

- Ответ не убедительный, - безразлично ответили ему.

Из подлокотника вынырнула серебристая змейка, показала острый язычок, распалила на его конце искорку.

"Значительное влияние на образец оказывает визуализация предболевого воздействия".

Петр взвыл, чувствуя, как боль карабкается к локтю, лезет из кончиков пальцев. Сквозь крик пробирался голос инструктора по прозвищу Лютый, контуженого ветерана, грозы учебки: "И если вас, мудаков, все-таки угораздит попасть в плен - помните: молчать вредно. Кричите, пойте, слушайте свой голос, говорите, повторяйте что-нибудь, только не молчите. Молчание взломает вас изнутри".

- Назовите код доступа узла управления.

- В горах мое сердце... Доныне я там, - с натугой произнес Петр. - По следу оленя лечу по скалам.

Пока переводчики обрабатывали информацию, он успел закончить четверостишие. А потом выдвинувшиеся из кресла штыри размозжили его колени.

- Назовите...

- Прощай, моя родина! Север, прощай, - отечество славы и доблести край.

- Код доступа...

- По белому свету судьбою гоним.

- Узла управления.

- Навеки останусь я сыном твоим, - закончил Петр, уже под демонстративное визжание циркулярной пилы.

Пальцы, брызгая алым, посыпались на пол. В голове запустили винты вертолеты, в переносице запульсировало. Во рту пересохло. Но потерять сознание Петру не дали.

В шею вонзилась теплая игла и впрыснула в кровь бодрости.

"Если непосредственный контакт не возымел действия, необходимо перейти на нейронный уровень".

- Трех королей разгневал он, и было решено, что навсегда погибнет Джон Ячменное Зерно, - Петр подкинул дешифровщикам загадку, пытаясь выиграть хоть чуточку времени, отсрочить неизбежное.

Под закрытыми веками вспыхнуло ярким. По венам потекла вулканическая лава, по натянутым до звона нервам заколотили кувалды.

- Назовите код доступа узла управления, - заученно отчеканили по жести.

Петр почувствовал, что в голове его зреет, наливается кровью огромный пузырь, давит изнутри, готовый лопнуть, залить огнем мозг, стереть начисто память.

- Бьемся мы здорово, рубим отчаянно, - внуки Суворова, дети Чапаева, - только и смог выдавить Петр и потерял сознание.

- Ну, как ты, старшина?

Голова раскалывалась, дико хотелось пить. Петр подполз на карачках к углублению в полу камеры и зачерпнул пухлой розовой ладонью склизкую белую массу.

- Ну, как ты? - повторил свой идиотский вопрос Иван.

Петр, борясь с тошнотой, проглотил безвкусную жижу и отер лицо.

- Ты дурак совсем, командир? Если бы я раскололся, нас бы с тобой уже не было, - устало ответил Петр, осторожно ложась у стены.

- Прости, - смущенно донеслось из дальнего угла комнаты.

Петр не ответил. Шевелил новыми пальцами, сгибал, щупал колени. Наконец, обдумав что-то, спросил в потолок:

- Долго меня не было?

- Да разве тут поймешь, - Иван пожал плечами. - Выварку эту, - кивнул он на белую массу в воронке, - трижды меняли.

- Ясно, - протянул Петр.

Что было ясно старшине, Иван спрашивать не стал. Помолчал немного, а потом вдруг посоветовал:

- Ты бы поел. Она отвратная, конечно, но вроде как помогает.

Петр не услышал. Он спал, ворочая глазами под веками, изредка вздрагивая и хрипя.

Пшикнула неприметная пневматика. Петр подскочил, мотнул головой, как загнанная лошадь, выкарабкиваясь из тревожного сна.

Дверь отползла в сторону, и камеру Ивана заполнили лонгеры.

- Нет, нет, не надо, - Иван мелко затряс головой, вжался в угол, будто хотел стать невидимым, просочиться сквозь поры пластика. Затравленной крысой посмотрел на Петра, и, поймав его тяжелый взгляд, сглотнул. Сжал кулаки и расправил плечи. Кулаки дрожали.

Лонгер в черной офицерской форме кивнул рядовому и вышел. Тот вытянул усиленную сжатым воздухом руку, ухватил старлея за горло, приподнял над полом.

Иван захрипел, замолотил босыми пятками, скрюченными пальцами попытался разжать ошейник.

Петр рыкнул. Кинулся на подмогу. И как теннисный мячик отскочил от ставшей вдруг видимой перегородки.

Лонгер хлопнул пару раз прозрачными веками, тявкнул коротко. Встряхнул Ивана, словно набитую рисом тряпичную куклу, и вышвырнул вон.

- Держись, командир, слышишь? Ради Бога, держись! - сипло каркал Петр под натужное гудение силового поля. - Держись, - кричал он даже тогда, когда дверь закрылась, а грузные шаги в коридоре стихли.

Предательская слабость подождала, пока Петр останется один, подкараулила, подкралась сзади и навалилась всей мощью. Опрокинула в оцепенение. Петр забывался больным, неровным сном, не помня себя хлебал сопливую массу и ждал. Ждал, когда снова откроется дверь.

Где-то между второй и третьей переменой белой жижи Петр вдруг поймал себя на мысли, что ему все равно, на чьей стороне эта дверь откроется.

- Скверно, - сказал Петр. Голос прозвучал сипло, незнакомо. - Так не пойдет, - добавил он и заставил себя подняться.