Юрий Волгин - После нас

– Это лампочка на фотоэлементе, ты понял? Все остальное освещение, что мы видели, было когда-то запитано от станции или генератора, не знаю точно, но то обычные лампочки накаливания. А эта на солнечном свете и срабатывает, когда я закрываю ее фотоэлемент, имитируя сумерки или ночь. Закрыли – и она зажигается. Странно, да? Ее явно сделали после Большого Взрыва, кто-то монтировал ее специально, смотри, совсем свежие шурупы. Только зачем?

– Слишком много вопросов, а ответов на них нет, – сказал Густав.

– Вот это ты верно заметил.

Семен подпрыгнул еще раз, хлопнул по элементу, улавливающему свет. Лампочка вспыхнула, погасла, он приземлился и почти тут же буквально провалился в пол. Густав видел это как при замедленной съемке и сначала не понял, что произошло. Его глаза лишь автоматически зафиксировали случившееся, но мозг-то оказался к этому готов и «увидел», вернее, предположил развитие ситуации иным способом, успев смоделировать ее по своему разумению.

Итак, Семен с треском провалился. На месте, где он должен был стоять, теперь вместо красно-синего коврика зияла черная квадратная дыра.

Густав бросился к ней, встал на колени и заглянул внутрь. Свет до определенной степени проникал вниз, но не до конца, освещая лишь маленький пятачок на глубине трех-четырех метров. И на этой арене размытого слабого света лежало скрюченное тело Семена. По бокам черного провала на петлях покачивались две створки, и было понятно, что коврик скрывал вход в какой-то погреб или подвал.

– Ты как? – крикнул Густав.

Семен зашевелился, открыл глаза и посмотрел на странника осоловелым взглядом.

– Нормально… кажется.

Он сел и провел ладонью по затылку, груди, ногам, пояснице, диагностируя себя таким образом. Видимо, все у него действительно было в порядке, поэтому Семен встал, сделал шаг в сторону, практически выходя из зоны видимости, но быстро вернулся обратно, осматривая теперь свой поднятый дробовик, который вылетел из рук при ударе.

– Там есть кто-нибудь? Или что-нибудь? – спросил Густав.

– Не знаю, тут темно. Хотя погоди. – Семен включил вырубившийся фонарик и посветил им в разные стороны, поворачиваясь вокруг своей оси. Его лицо практически не меняло выражения в двух третях поворота, но вот он дошел до какой-то точки и увидел что-то, что даже на расстоянии встревожило не только его, но и Густава.

– Что там, эй?! – спросил он.

– Тут какая-то дверь, и за ней есть проход. Погоди. – Семен выставил руку ладонь вперед. – Оттуда тянет холодным воздухом, знаешь ли. Тебе лучше спуститься.

– Может, мне лучше вытянуть тебя наверх, а? – сказал Густав.

– Нет. Мне это место не нравится все больше и больше, и именно поэтому я хочу узнать, что здесь происходит. Давай прыгай быстрее.

– Хорошо. Только прыгать я не собираюсь.

Густав огляделся. Единственным вариантом была веревка – спуститься по ней, а потом без проблем подняться наверх. Но из чего ее сделать? Старуха продолжала грызть крекер, и странник подумал, что ее бесчисленные одеяла могли бы послужить неплохим материалом. Его останавливали только жалость к ней и вонь. Поэтому он решил сделать веревки из одного из ковров в соседней комнате.

Густав достал нож и располосовал ковер на длинные узкие полосы, ширина которых вполне годилась для того, чтобы выдержать вес взрослого мужчины и при этом не позволяла материалу потерять гибкость. Если разрезать его на более широкие части, то их будет довольно трудно связать вместе, если же сузить – то велика вероятность обрыва.

Когда с импровизированной веревкой было покончено, Густав из оставшихся частей ковра сделал узлы, за которые можно было цепляться. Кровать с панцирной сеткой, на которой лежала старуха, оказалась довольно тяжелой и устойчивой и послужила естественным якорем для веревки.

Густав привязал один конец за толстую квадратную ножку, другой сбросил вниз. Затянул потуже лямки рюкзака, спрятал нож и полез в подвал. Старуха при этом что-то жалобно воскликнула, видимо недовольная тем, что опять осталась в одиночестве, но на нее уже было не времени.

Спуск оказался делом непростым. Ворс и пыль из ковра настойчиво лезли в нос, а ладони постоянно норовили соскользнуть. И тут действительно помогли грубые узлы, на которые странник становился ногами или за которые цеплялся, как за спасительные ограничители. Он прополз по канату примерно полпути, и на оставшуюся часть у него просто не хватило терпения – разжал пальцы и довольно ловко приземлился на ноги, правда получив в полете одним из узлов веревки по лицу.

– У меня нет фонаря, поэтому светить будешь ты, – сказал он Семену.

Тот кивнул и начал с того, что осветил ту самую дверь, из-за которой тянуло холодной сыростью.

Большая часть подвала скрывалась в темноте. Тем не менее Густаву удалось заметить, что пол здесь земляной, хотя кто-то и вытоптал землю до состояния твердого асфальта и на ней явно различались следы множества ног. Семен просто не мог наделать здесь такое количество отпечатков, и уж точно не он являлся автором следов голых ступней.

Густав взялся за ствол дробовика и повел лучом фонаря по стенам. Они были кирпичными, темными от времени и в подтеках от сырости. Кое-где виднелись размашистые надписи на русском языке, а в правом дальнем углу стоял покрытый пылью и паутиной вентилятор, грустно опустивший сетчатую голову.

– Здесь явно кто-то живет, – сказал Густав. – Или жил.

– Живет, – уверенно сказал Семен. – Кто-то решил тут от нас спрятаться, я Богом клянусь.

– Андрей?

– Похоже, что нет. Но как знать, вдруг мы найдем тут Божьих детей, которые, помимо бескорыстного ухода за старухой, еще и занимаются чем-то пристойным?

– Вряд ли, – сказал Густав.

– А давай посмотрим.

Луч фонаря опять уперся в маленькую дверку, они переглянулись и двинулись к ней. По мере приближения запах сырости исчезал, а вот ветер, вернее, что-то похожее на сквозняк, то усиливался, то пропадал.

Семен вышел вперед, ногой подцепил дверь и открыл ее до конца. За ней оказался узкий коридор с низким потолком, а в конце него виднелась еще одна дверь.

В коридоре не было ничего интересного, кроме закопченного потолка, поэтому они быстро прошли его и вышли через опять же незапертую дверь в довольно большое помещение с колоннами.

– Что за мать твою? – сказал Густав. Здесь было прохладно, если не сказать холодно. Еще немного, и изо рта пошел бы пар.

Помещение действительно было большим, высотой в два человеческих роста, а по площади… Это не поддавалось определению, потому что фонарь не светил так далеко. По крайней мере, впереди было еще метров двадцать, а то и двадцать пять свободного пространства, теряющегося в многочисленных граненых колоннах, подпирающих потолок.