Юрий Волгин - После нас

– Я не знаю.

Игорь вдруг спросил:

– Хочешь, чтобы я помог тебе вернуть корабль?

– Что? – удивление, выраженное одним лишь словом, буквально вырвалось из легких Густава упругой резиновой пулей.

– Помощь. Тебе нужно помочь, я прав? Когда я сказал, что понимаю тебя, то имел в виду, что у нас одинаковые характеры. Схожие. Я люблю действие, я люблю участвовать в чем-то, люблю помогать. Но в последнее время жизнь превратилась в рутину. Я настолько обленился, что мне иногда кажется, что я на самом деле ничего не хочу. Да только это неправда. Я хочу чего-то нового.

– Похоже, что проблема эта у вас весьма распространенная, – пробормотал Густав, вспоминая Вику.

– Ну так что? Согласен на мои услуги? Бог свидетель, я не стрелял по-настоящему уже целую вечность!

Игорь с надеждой посмотрел на Густава, и тот, недолго думая, ответил ему положительно:

– Да без проблем, мне пригодится твой опыт в этом деле.

– И когда мы пойдем за твоим кораблем?

– Точно не знаю, потому что Семен мне еще не сказал, где живет Бояр.

– Что?! Где живет Бояр?! – Игорь расхохотался. – Да об этом в курсе практически любой человек в нашем дворе, кого ни спроси. Лучше скажи мне – когда? А уж куда тебя отвезти, я знаю.

В голове у Густава загудела кровь. Похожие ощущения он испытывал, когда первый раз занялся сексом. Вернее, даже не когда занялся, а когда все к тому медленно, но уверенно пошло. Какая-то дикая эйфория, заполняющая все сосуды организма бурлящей энергией, включая и самый главный в этом деле орган.

И вот сейчас, когда в течение секунд почти решилось возвращение корабля и все зависело только от его слов, Густава переполнила подростковая, щенячья радость.

– Ночью, сегодня! – сказал он.

– Ночью?

– Да, я думаю, это самое лучшее время для такой операции.

– Ну что ж. – Игорь почесал свой гладковыбритый подбородок. – Вполне годится. Ночью так ночью. Кого еще возьмем?

– Маркова и парочку твоих самых лучших людей.

Густав сел на квадроцикл, Игорь уселся сзади. Сиденье вновь изогнулось, максимально удобно подстраиваясь под пассажира и водителя, и странник тронулся в одно из последних своих путешествий по этому городу.

«Прощай, маленький Фил, прости, что так получилось. И помоги этому событию дикарский бог, чтобы все у нас получилось сегодняшней ночью».

Знать бы ему, как изменится ситуация к вечеру и что выйдет из их совместной с Игорем затеи… Но всему свое время.

Говорят, что порой что-то вдруг меняется в мире и происходит нечто сродни волшебству. Густав не видел в этом высказывании какой-то особенной мудрости. Меняется все и всегда. Каждую минуту и секунду. Человек движется к смерти, смерть движется за человеком, небо наползает на тучи, тучи расползаются по небу, земля втягивает нити дождя, а дождь сегодня отражается в лужах, завтра же там только сухой, как кошачий язык, асфальт.

Нет ничего постоянного. Странник смотрел на жизнь, как на колышущийся на ветру стяг. Мало кто может назвать его спокойным, и мало кто может подсчитать количество его колыханий хотя бы в минуту.

Еще вчера Густав просто отправился за компанию с Семеном на Мутов день, и вот уже сегодняшним вечером он сидит один, в сарае, рядом с квадроциклом, чистит пистолет и размышляет над тем, каким образом лучше действовать при стычке с Бояром.

А стычка произойдет, сомневаться тут не осмелится даже самый отсталый и дебильный мут. Но проблема заключается в том, что операцию по возвращению корабля нельзя четко распланировать. Нельзя расписать ее на листке и далее просто следовать по пунктам, вычеркивая уже исполненные и готовясь к следующим.

Пистолет был горячим и скользким от смазки и пота. Жара даже к вечеру не отпускала Тиски, окутывая город тяжелым удушливым саваном.

Густав аккуратно собрал пистолет и протер его тряпочкой, это был как бы завершающий штрих. Прошелся по гладкому черному стволу, затем ласково дернул курок вниз, как женский сосок, вытер рукоятку и, по традиции, дунул в дуло. Когда-то он имел привычку после чистки насвистывать в дуло какие-то незамысловатые мелодии, символизирующие его победу над этой жизнью. Но однажды это увидел один случайный странник.

Густав сидел тогда за столиком в баре и, несмотря на выпитые две бутылки вина, выменянные им за десяток ламп дневного света, чистил пистолет. Когда он закончил, то откинулся на спинку стула, поднес пистолет ко рту и начал насвистывать мотивчик одной неприличной песенки, которую ему не раз и не два пел отец.

Странник, сидевший за соседним столиком, встал, подсел к Густаву и поделился одной замечательной мыслью, после которой тот решил раз и навсегда избавиться от своей привычки. «Оттуда, – сказал незнакомый странник, – должно только вылетать. Влетать туда ничего не должно».

Он похлопал Густава по локтю трехпалой ладонью и вернулся на свое место.

С тех пор странник относился к пистолету с подобающим трепетом.

Со временем он понял, что монотонность и неизменность бытия – фикция, срез на общей кривой жизни, извивающейся под всеми возможными углами. Чем больше лет оставлял он за спиной, тем больше уверялся, что жизнь любого человека пусть и построена на моментах, которые в минуты их создания кажутся вечным, незыблемыми и застывшими на века, но это всего лишь фотографии. Собрав которые в будущем и быстро пролистав, можно заглянуть в свое прошлое.

Перебирая эти пожелтевшие бумажки, когда-нибудь можно будет усмехнуться над ними. Практически над всеми. Кроме редких, специальных, помеченных зарубкой при помощи грубого грязного ногтя (Густав представлял себе этот процесс именно так). Эти фотографии всегда выбиваются из общей ленты. И над ними нельзя смеяться, можно лишь плакать.

Смысл в том, чтобы знать в момент съемки, что сейчас проявится на фотографии. То, что забудется? Или то, из-за чего ты надорвешь уголок фотографии и постараешься как можно дольше не вытаскивать ее из комода своей памяти?

Но все приходит с опытом. И сейчас, как ни старался Густав и ни напрягал фантазию, он понятия не имел, чем станет для него город Тиски.

Поэтому он просто шел к цели, зная, насколько изменчив и извилист путь. Иногда, даже если конечная точка маршрута видна невооруженным глазом, это еще не значит, что до нее рукой подать. Все ведь зависит от маршрута. Как и в жизни. Родившись, человек в любой момент может достигнуть конечной точки бытия, для этого не нужны сверхмощные двигатели. Нужно просто найти подходящее высокое здание и шагнуть с крыши вперед, к концу. Но мало кто делает это. Потому что практически всем интересен маршрут.

А уж проложенный или прокладываемый – это неважно. Ты ведь идешь по нему впервые.